Фирма К. Фаберже, мастерская Н. Кемпера. С-Петербург, 1908-1917. Брошь в виде жука. Размер — 7,6 X 2,5 см.
Оригинал взят у
Комиссары, матросы, грабители, красноармейцы, экспроприаторы, разная накипь, присосавшаяся к новым владыкам, швыряли деньгами. Наехали любители легкой наживы и из-за границы. Встретив Фаберже, известного ювелира, я его спросил, как ему живется.
— Живется, конечно, неважно. Но торгую как никогда. И только дорогими вещами.
— Кто же у вас покупает?
— Главным образом солдаты и матросы.
Что матросы, “краса и гордость русской революции”, имели пристрастие к ювелирным вещам, я давно уже видел. Краса и гордость на своих голых шеях носила ожерелья и медальоны, пальцы были покрыты тысячными кольцами, на руках красовались браслеты. Одного из таких пшютов я встретил у парикмахера. Его мазали какими-то препаратами, полировали, почти поливали туалетными водами, душили до одурения.
— Что еще прикажете? — подобострастно спрашивал француз.
— Еще бы нужно... того... косметического! — важно произнес желанный клиент. И опять парикмахер манипулировал над ним.
Один матрос в магазине Ирменникова, помещающемся в нашем доме, забыл пачку денег, завязанных в грязном носовом платке. Приказчик об этом заявил председателю домового комитета, тот прибежал ко мне за советом, как быть. Я посоветовал пригласить красногвардейца и при нем сосчитать деньги и составить акт. Так и сделали. Досчитали до ста двадцати тысяч, когда спохватившийся владелец вернулся. Сколько всего в платке было награбленных денег, так и не сосчитали. А тогда деньги были еще деньгами, а не испорченной бумагой, как потом.
Однажды я зашел на Морской в магазин Фаберже. Покупателей не было, было только несколько буржуев из его старых клиентов. Но вот ввалился красноармеец с женщиной. Он — добродушный на вид тюлень, должно быть, недавно еще взятый с сохи, она — полугородская франтиха, из бывших “кухарок заместо повара”, с ужимками, претендующими на хороший тон. Шляпа на ней была сногсшибательная, соболя тысячные, бриллиантовые серьги в орех, на руках разноцветные кольца, на груди целый ювелирный магазин. Парень, видно влюбленный в нее, как кошка, не мог оторвать глаз от столь великосветской особы.
— Нам желательно ожерелье из бус, — сказала особа.
— Да не дрянь какую — а подороже, — пояснил парень.
Принесли футляр.
— Почем возьмете?
— Сорок тысяч.
Дама пожала плечами.
— А получше нет?
Показали другой.
— На шестьдесят тысяч, — сказал приказчик.
— Мне бы что ни на есть лучшее.
— Лучше теперь у нас жемчуга нет. Быть может, на днях получим.
— Нам всенепременно сегодня нужно, — вмешался парень. — Без бус им вечером на танцульку в Зимний дворец ехать никак не возможно.
— Поедем, Вася, в Гостиный, — капризно сказала особа, — там наверно есть дороже. — Но, видя улыбку на устах буржуев, сконфузилась. — А впрочем, давайте. На сегодня и эти сойдут.
И Вася, сияя от счастья, расплатился.
— Видели, какой у нее чудный аграф? — сказала одна дама, когда парочка ушла.
— Наверно, работа Лялика в Париже.
— Это нашей работы, — сказал приказчик, — я его узнал. Мы его в прошлом году для княгини Юсуповой сделали.
— Еще бы нужно... того... косметического! — важно произнес желанный клиент. И опять парикмахер манипулировал над ним.
Один матрос в магазине Ирменникова, помещающемся в нашем доме, забыл пачку денег, завязанных в грязном носовом платке. Приказчик об этом заявил председателю домового комитета, тот прибежал ко мне за советом, как быть. Я посоветовал пригласить красногвардейца и при нем сосчитать деньги и составить акт. Так и сделали. Досчитали до ста двадцати тысяч, когда спохватившийся владелец вернулся. Сколько всего в платке было награбленных денег, так и не сосчитали. А тогда деньги были еще деньгами, а не испорченной бумагой, как потом.
Однажды я зашел на Морской в магазин Фаберже. Покупателей не было, было только несколько буржуев из его старых клиентов. Но вот ввалился красноармеец с женщиной. Он — добродушный на вид тюлень, должно быть, недавно еще взятый с сохи, она — полугородская франтиха, из бывших “кухарок заместо повара”, с ужимками, претендующими на хороший тон. Шляпа на ней была сногсшибательная, соболя тысячные, бриллиантовые серьги в орех, на руках разноцветные кольца, на груди целый ювелирный магазин. Парень, видно влюбленный в нее, как кошка, не мог оторвать глаз от столь великосветской особы.
— Нам желательно ожерелье из бус, — сказала особа.
— Да не дрянь какую — а подороже, — пояснил парень.
Принесли футляр.
— Почем возьмете?
— Сорок тысяч.
Дама пожала плечами.
— А получше нет?
Показали другой.
— На шестьдесят тысяч, — сказал приказчик.
— Мне бы что ни на есть лучшее.
— Лучше теперь у нас жемчуга нет. Быть может, на днях получим.
— Нам всенепременно сегодня нужно, — вмешался парень. — Без бус им вечером на танцульку в Зимний дворец ехать никак не возможно.
— Поедем, Вася, в Гостиный, — капризно сказала особа, — там наверно есть дороже. — Но, видя улыбку на устах буржуев, сконфузилась. — А впрочем, давайте. На сегодня и эти сойдут.
И Вася, сияя от счастья, расплатился.
— Видели, какой у нее чудный аграф? — сказала одна дама, когда парочка ушла.
— Наверно, работа Лялика в Париже.
— Это нашей работы, — сказал приказчик, — я его узнал. Мы его в прошлом году для княгини Юсуповой сделали.