Критический подход к источникам - как это принято делать

"Я выберу только лишь один пример, ближе всего прилежащий к моим научным и профессиональным интересам, и где я могу дать более или менее, надеюсь, квалифицированное заключение на предмет этого самого «комплексного анализа» и, соответственно, качественного уровня самой работы.

Дальше речь пойдет об известном сочинении английского мореплавателя и дипломата Р. Ченслера. Насколько мне известно, академического издания его сочинения, подобного запискам Герберштейна, у нас до сих пор не вышло. А раз так, то соискатель как раз мог бы проделать работу, которую не сделали до него предыдущие поколения историков, разобрав подробнейшим образом текст Ченслера, заслужив тем самым вечную признательность и благодарность потомков. И, поскольку автор претендует на степень доктора исторических наук, то он должен был показать мастер-класс, продемонстрировав высочайший пилотаж при анализе источника (а схема этого анализа хорошо видна из высказывания маститого историка, приведенного мною выше)" :

А дело это весьма и весьма непростое, в чем легко убедиться, если взять в руки любой учебник или курс лекций по основам теории источниковедения. Например, академик В.И. Пичета писал, что, прежде чем использовать какой-либо источник, необходимо подвергнуть его критике, «внешней и внутренней. Формальная внешняя критика источника ограничивается анализом внешнего вида документов: лицевых знаков, бумаги, почерка, времени происхождения и обстановки появления того или другого документа. Если документ относится к историко-литературным произведениям, необходимо выяснить, кто был автором того или другого памятника: следует познакомиться, если возможно, с его биографией, разобраться детально в условиях его жизни, выяснить его социально-экономическую принадлежность и политическую идеологию, так как всякий письменный источник субъективен по своему характеру, и эта субъективность должна быть положена в оценку источника со стороны его достоверности и исторической ценности. Внутренняя критика источника – это изучение его происхождения, его состава, содержания, определение его ценности по содержанию для изучения того или другого вопроса».

И чтобы выполнить все эти задачи, продолжал свою мысль именитый историк, тому, кто обращается к анализу источника, должно «быть знакомым с естественными науками, в частности с геологией, палеонтологией, физической географией, антропологией и этнографией, с науками экономическими, политической экономией, историей экономических идей и экономического быта, сельско-хозяйственной экономией, наконец, историк должен быть осведомлен и в науках политико-юридических, в общем учении о праве и государстве, истории политических учений, государственном и международном праве, а также и всеобщей и национальной истории права. Он должен быть также лингвистом. Необходимо знакомство как с древними, так и с новыми языками, позволяющее изучать в подлинниках иностранные источники, а также быть в курсе текущей иностранной исторической литературы (выделение мое – не мною замечено, что в тексте автореферата нет ссылок не только на переведенные на русский язык исследования Л. Вульфа и И. Нойманна, но и на классику жанра – работы М. По, А. Каппелера и ряда др. западноевропейских историков – В.П.)»

Итак, чтобы сделал настоящий, ответственный и болеющий за свое дело историк, получивший нормальное историческое образование пусть даже в заштатном педвузе где-нибудь в глухой российской провинции, приступая к написанию исследования с источниковедческим уклоном? Прежде всего, он озаботился бы изучением истории анализируемого им сочинения, обратившись к поиску оригинального его текста. В нашем случае желательно было бы найти латинское издание текста записок Ченслера вместе с самым ранним английским его переводом с тем, чтобы сличить оба этих варианта с существующими русскими переводами,

тем более что Ю.В. Готье, делавший перевод сочинения Ченслера на русский язык в 1935 г., отмечал (цитирую), что «в сделанном в 80-х годах XIX в. профессором С. М. Середониным переводе рассказа Ченслора английский язык того времени заменен гладким русским изложением, в котором колорит старины вовсе не сохранен, что, по нашему мнению, умаляет достоинство перевода и недостаточно выявляет присущие некоторым страницам рассказа Ченслора яркость и красочность» и «в настоящем издании текст Ченслора и Дженкинсона переведен полностью и вместе с тем устранены, как нам кажется, и те отдельные неточности, которых довольно много в середонинском переводе».

Уже одно это должно было насторожить соискателя, считающего себя историком, и побудить его не довольствоваться уже имеющимися выполненными ранее переводами, а обратиться к первоисточнику. Между прочим, сегодня это сделать очень просто – через Интернет текст Ченслера и на латинском, и на английском находится, что называется, на раз (что и было сделано Вашим покорным слугой меньше чем за 5 минут, включая время на включение компьютера, выход в сеть и набор искомых слов в поисковике с последующим скачиванием файлов по ссылкам). Было ли это сделано автором? Нет.

Итак, возьмем в руки оригинал и переводы и, как положено нормальному историку, а не политику и журналисту, и сравним их. И если мы проделаем эту работу, то придем к выводу – оба перевода, и Готье, и Середонина, неудовлетворительны. И чтобы не быть голословным, приведу сперва два русских перевода описания тактики русского войска, потом латинский вариант и два английских.

Русский перевод 1884 г. гласит, что «в сражении они (русские – В.П.) без всякого порядка бегают поспешно кучами; почему они неприятелям и не дают битв большею частью; а если и дают, то украдкой, исподтишка». Ю.В. Готье, который как будто скорректировал перевод С.М. Середонина, прочел это место следующим образом: «На поле битвы они (опять таки русские – В.П.) действуют без всякого строя. Они с криком бегают кругом и почти никогда не дают сражений своим врагам, но действуют только украдкой».

Как бы коррекция и редактирование налицо. Но насколько соответствуют оба варианта перевода оригиналу? Сделал ли автор  этот элементарнейший, с точки зрения рядового историка, шаг, неизбежный при написании источниковедческой работы? Увы, нет, и – зря. Ведь, взяв в руки оригиналы, нетрудно заметить, что в латинском, что в английском текстах фраза эта звучит несколько иначе. Вот как она выглядит на латыни: «Quoties cum hoste conferendum est, incompositi in hostile agmen procurrunt. Neque aciem dirigunt (ut mos est nostris) sad in insidiis collocati, adversaries adoriuntur». А вот ее английский вариант: «Whenever an engagement with the enemy takes place, they rush forward, without  any fixed order, to attack the hostile ranks. They do not form themselves into a line of battle (as is the custom with us), but placing themselves in ambush, attack thence their adversaries» (и в первом, и во втором случае мною было использовано эдинбургское издание 1886 г. «Chancellor’s Voyage to Muscovy being Clement Adam’s Anglorum Navigatio ad Muscovitas»).

Кстати, есть и еще один английский перевод текста Ченслера/Адамса, тот самый, на который опирался С.М. Середонин. Приведу и его для полноты картины: «…as often as they are to skirmish with the enemy, they go forth without any order at all; they make no wings, nor military divisions of their men, as we do, but lying for the most part in ambush, do suddenly set upon the enemy» («The Discovery of Muscovy from the collections of Richard Hakluyt» издания 1889 г.).

Еще раз подчеркну – английский текст совершенно прозрачен и не представляет сложностей для перевода. Я бы перевел его так: «Часто они (русские – В.П.), вступая в стычку с неприятелем, идут вперед без какого либо порядка; они не разделяют свои ряды ни на крылья, ни на какие либо другие подразделения, как это делаем мы, но находясь большей частью в засаде, внезапно бросаются на врага». Сравните его, уважаемые читатели, с имеющимися переводами.

Сделано ли было все это в диссертации автора? Увы, нет. Наш герой, загипнотизированный своим великим замыслом, счел все эти проблемы не стоящими его внимания и ограничился цитированием русского перевода 1935 г., приложив к ним свои комментарии следующего рода: «Хотя у Ченслора не было возможности узнать, как ведут себя в бою русские воины, он написал, что «они с криком бегают кругом и почти никогда не дают сражений своим врагам, но действуют только украдкой». В русских источниках иные данные, поэтому информация англичанина представляется выдумкой. На это указывает хотя бы тот факт, что конные воины, из которых состояло русское войско, никак не могли бегать, им полагалось скакать».

Интересно, а какие могут быть претензии к Ченслеру, если сам соискатель несколькими строками выше пишет, что, согласно англичанину, «все воины были конными»? И что это за таинственные русские источники, в которых есть «иные данные» о том, как вели себя царские «воинники» в бою? Неужели в руки автора попал неизвестный доселе исторической науке трактат, сочиненный неким русским воеводой или полевой устав, или инструкция-наставление-учебник «Тактика в боевых примерах. Сотня-полк», одобренный Иваном Грозным и боярской Думой? Это было бы действительно настоящим вкладом в науку, но, увы, о самом важном автор как раз скромно промолчал.

Или другой подобный комментарий: «Исследователи, правда, считают, что численность войска в сочинении Ченслора сильно преувеличена (с этим трудно не согласиться – В.П.). Оно было чуть больше 100 тыс. человек, поскольку состояло из пяти полков, каждый из которых не превышал 20 тыс. воинов (а вот это интересно – жаль, из опубликованного текста неясно, откуда, у кого из исследователей прежних или современных уважаемый Владимир Ростиславович почерпнул сведения о том, что московское войско сер. XVI в. состояло из пяти полков, каждый из которых насчитывал около 20 тыс.; занимаясь этим вопросом с десяток лет и перелопатив практически всю литературу на эту тему, я, честно говоря, нигде не встречал столь оригинального способа исчисления московских ратей – В.П.)…».

А как быть, к примеру, с важнейшей из важнейших проблем – с источниками информации Ченслера? Она в лучшем случае только намечена, но сколько-нибудь удовлетворительного разрешения не получила. Между прочим, наш герой сам пишет в своем исследовании, что Ченслер «свой труд … не успел закончить. Позднее он (текст Ченслера – В.П.) был дополнен Климентом Адамсом, который являлся образованным человеком и преподавал в университете. С его помощью «Книга» была написана на латыни». Сама логика источниковедческого анализа, понятная и прозрачная для рядового историка, предполагает в таком случае, что нужно вычленить из текста Адамса то, что было написано самим Ченслером, а что было вставлено туда любознательным книгочеем. И зная, что Адамс был преподавателем университета, нужно было выяснить, что явилось источником информации для него, откуда он мог почерпнуть сведения, которыми разбавил первоначальный вариант отчета Ченслера? И как тут не вспомнить, что в 1555 г. вышел частичный перевод сочинения Герберштейна (в т.ч. той его части, в которой говорилось о военных обычаях московитов) на английский язык, не говоря уже о том, что вряд ли тому же Адамсу не было известно о более ранних изданиях Герберштейна. Кстати, о прямой связи между появлением записок Герберштейна и экспедицией Уиллоуби и Ченслера писали еще в 1865 г. И.Х. Гамель, а в 1955 г. А.С. Самойло. Следовательно, необходимо было решить проблему и с наличием в тексте Ченслера/Адамса заимствований из Герберштейна"...

Источник : http://www.polit.ru/article/2012/04/01/medinsky/