Ограниченный выход (Читая «Бесконечный тупик» Д.Е. Галковского)
Геннадий Муриков (19/11/2012)
282. Революция носила расовый характер. Периферийная местечковая культура внезапно оказалась в центре духовной жизни государства.
Хотя, конечно, и не так уж внезапно. Процесс подготовлялся и раньше, уже шёл, но относительно медленно. Упаковывались кошельки и чемоданы, ехали из Бердичева и Жидичева в Москву, Питер. Но в столицах было много народа. Гражданская война решила и эту проблему.
Дико воет Эренбург,
Одобряет Инбер дичь его.
Ни Москва, ни Петербург
Не заменят им Бердичева.
И ведь везде так происходило. Почему-то центр проседает под натиском разных местечек. Нет вопроса запад-восток, а есть вопрос север-юг. Теперешняя Франция – почти арабская страна, а те, кто защищают belleFrance, – друзья партии Национальный фронт – почти придушены либеральными тоталитаристами. Даже в США президент – негр.
317. Женственная природа Сталина, по своей сути, как и все грузины, грубого и бездарного педераста, сказалась в страстной любви к Ленину, которого он считал «горным орлом русской революции», джигитом. Ленин же никого не любил.
На дубу зеленом,
Да над тем простором
Два сокола ясных
Вели разговоры.
Да над тем простором
Два сокола ясных
Вели разговоры.
А соколов этих
Люди все узнали:
Первый сокол – Ленин
Второй сокол – Сталин.
Любой разговор о Сталине все сталинисты начинают с того, что он принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой. Этим проблема как бы и исчерпывалась, так как будто бы само собой ясно, что без Сталина этого и не было бы, а по «родным просторам» бродили бы немецко-фашистские захватчики.
При этом русский народ ждала бы печальная участь рабов (она ещё бы усугубилась, если бы до конца истребили надсмотрщиков евреев). Этот тезис имеет характер религиозного догмата и обсуждению не подлежит так же, как вопрос о божественном происхождении Корана. Я пишу эти заметки сегодня. Чуть только где-то только намекнул кто-то на то, что пророк Магомет вроде бы и не пророк... И что началось?
А ведь Стали силён тем, что он учредил свою псевдоисламскую религию марксизма-ленинизма, в которой занял роль единственного пророка и толкователя святого марксистского пскевдокорана или псевдоталмуда, как кому нравится.
Ой, сколько здесь восточной хитрости! «Если враг не сдаётся, его уничтожают». А если сдаётся? Тоже уничтожают. Враг он и есть враг. Это не просто «противник»; это «неверный», гяур. Таким не место среди райских гурий. Был ли Сталин сторонником ЛГБТ-сообщества? Не знаю, но между педиками связь всегда налажена по-настоящему, партийно-большевистская, и страсть к шествиям и парадам у них прямо-таки шизофреническая.
350. Хрущёв потерял психологическую устойчивость, что и привело его к срыву. Чем больше он «разоблачал», тем больше ощущал себя отцеубийцей. Чем дальше шёл процесс обличения, тем визгливее и нервнее становился обличитель.
Об особой роли эдипова комплекса в психологии общественных деятелей мы уже говорили. Парадокс Хрущёва состоит в том, что он как раз и был «верным» сыном Сталина – Бога-отца в отличие, скажем, от Берии. Но когда стал вопрос: или – или, он вынужден был занять политическую позицию Лаврентия Павловича и объявить свою антигрузинскую позицию. Слишком много грузины пососали русской крови, надо было сковырнуть эту грузинскую сталинскую мафию. К тому же на грузинах всегда лежало партийное подозрение в «меньшевизме» – это ещё с ленинских времён. Так что всё сошло спокойно. Народ не встал стеной за Берию, Горгулова, Меркулова, Деканозова.
Уже говорилось, что все «реформы» у нас идут со стороны «охранки», т.е. КГБ – от Зубатова, Судейкина через Берию к Андропову и Путину. А Хрущёв сумел перехватить инициативу. Поэтому он и нервничал: предал и Сталина (Бога-отца), и его верную когорту (антипартийный блок Маленкова, Ворошилова и Молотова и примкнувшего к ним Шепилова). Все они всегда были готовы на любое предательство. Как говорится, нехорошо получилось. Но на Западе были довольны. Зерно покупаете (впервые при Хруще), значит, – на коротком поводке. Ленинская кукуруза (о ней и говорит Одиноков) не прижилась. Как ни стучи ботинком, далеко не прыгнешь. Ну и успокоились.
362. Борьба с народом была борьбой с фантастикой, необычностью, незаурядностью, вообще с каким-либо отличием, непохожестью. В 30-е уже уничтожали за прядь светлых волос, за родинку на щеке. Перенасыщенному раствору звериной ненависти хватило бы и мельчайшей дозы необычного. Поэтому убивали всех.
Опять восточная психология. И у горцев, и у еврейских чекистов. Чужие в чужой, враждебной и непонятной стране. Борьба за мировую революцию попритихла, значит, надо разобраться у себя дома. Первые вожди все посты между собой поделили – но ведь растут новые поколения, знаменитые сталинские соколы, – им тоже подай кусок хлеба с маслом. Опытный кавказец Сталин знал, что только под его имя в Кремль уже поползёт огромная масса грузин. Но это были как бы прошлые христиане. А что же делать с мусульманами? Такими же психически активными кавказскими народами?
Своим отработанным кавказским нутром Сталин чувствовал, что надо решить чеченский вопрос. Чеченцев уже и тогда он начал прижимать, начиная с 20-х годов, когда он воевал вблизи этого региона. А затем и повод представился: чего, дескать, с Гитлером шашни заводите? Ну, и ссылка, репрессии и т.д. А победили, в конце концов, чеченцы. Грузин послали на три буквы – по крайней мере, в московских бандитских структурах. Вот так-то Сталин и получил по зубам, хотя и посмертно. Теперешние грузины в Москве кланяются репрессированным в прошлом чеченцам. Это норма национальной политики.
393. Нацистам не хватило – странно сказать – уверенности и исходящего от этого «прекраснодушия». В результате погибла прекрасная возможность альтернативной цивилизации. Немцы могли бы начать вторую реформацию.
Речь идёт о возможности построения культуры, основанной поистине на вере и судьбе, – коренных принципах, объединяющих нацию, делающих её единым и целостным организмом. Торгашеская «интернациональная» цивилизация Запада давно исчерпала свой религиозный и нравственный потенциал. Христианство, некогда двигавшее народами и государствами, иссякло и обмелело, превратившись из пламенной веры подвижников и рыцарей в религию рабов и подёнщиков. А оно и начиналось, как религия рабов, инспирированная еврейским священством.
В этих условиях апелляция к национальным ценностям становится единственной альтернативой международному масонскому режиму, об опасности установления которого много говорили О.Хаксли и Дж. Оруэлл.
424. Из-за необыкновенной ПУСТОТЫ Чехова он стал удобной вешалкой для идеала. Из-за этого и характерная для всех трёх этапов (с 1900-х до второй половины ХХ века – Г.М.) «евреизация» чеховского образа, превращение Чехова в кумира русского еврейства. Имитация «русского писателя» легче всего проходит при использовании чеховской маски.
Чехов – протосоветский (термин Д. Белковского) писатель, основоположник советской литературы, поскольку «советская» культура складывалась ещё в начале ХХ века. Её приметы – отсутствие всяких стремлений, кроме расплывчатого «гуманизма», вялый, невзрачный стиль, более или менее обязательный «реализм», т.е житейское правдоподобие, понятное массам; примитивность языка, обилие банальностей и пошлых шуток («Многоуважаемый шкаф!» – звучит почти как: «у вас ус отклеился»). В поэзии ту же роль играли акмеисты. Несмотря на то, что некоторые из них рискнули своей жизнью и судьбой, но они пошли по тому пути, о котором Блок сказал: «Без божества, без вдохновенья...».
Зрелое советское общество – это сожительство кастратов. Обрезанцев, которым нужно только что-нибудь вкусненькое и сладенькое. Тысячи постановок всяких «Чаек» и «Дядей Вань», организованных в рамках советской и постсоветской культуры находят своих зрителей по настоящее время. Причина ясна: они рады узнать себя.
При советской власти некоторым пришлось «продаться», кое-кто «верил», а Чехов и так воплощал собой желанный образ человека зрелой советской эпохи: «как бы чего не вышло?». Автопортрет Чехова или теперешних властей?
501. Соловьев писал в 1891 году:
«Неужели возможно хоть на мгновение вообразить, что после всей этой славы и чудес, после стольких подвигов духа и пережитых страданий, после всей этой удивительной сорокавековой жизни Израиля ему следует бояться каких-то антисемитов!»
Автор приводит эту цитату и оставляет её без комментариев как говорящую саму за себя. И действительно, не проходит и дня, чтобы СМИ не донесли до нас сообщения о новых ужасных выходках антисемитов, которые прокрались буквально всюду – они во власти, в прессе, в кино, на телевидении и ещё чёрт знает где. Почему-то нет их только среди рабочих и крестьян, т.е. там, где нет евреев.
Как в своё время шутил замечательный еврейский юморист Аркадий Райкин: Рекбус! Кроксворд! Большая пронблема!
А может, всё проще, да и сам Одиноков-Галковский приводит между делом суждение Бен-Гуриона, что антисемитизм – прекрасное средство для выработки еврейского национального сознания. Некий Вольтер в своё время говорил о боге: если бы его не было, то его следовало бы выдумать. Если вокруг антисемиты, тогда надо сплотиться. Как писал Э. Багрицкий:
Оглянешься – а вокруг враги;
Руки протянешь – и нет друзей;
Но если он скажет: "Солги", – солги.
Но если он скажет: "Убей", – убей.
Печально, но зато бодрит, дает боевой настрой – всегда будь готов, всегда начеку!
529. [Вновь обращаясь к философии В.Соловьёва, которого автор, прямо скажем, не очень-то уважает, он приводит ещё одну интересную цитату из «Трёх разговоров», в которой философом в уста Антихриста вложены такие слова:] «Христос пришёл раньше меня. Я являюсь вторым, но ведь то, что в порядке времени является после, то по существу первое. Я прихожу последним в конце истории именно потому, что я совершенный, окончательный спаситель. Тот Христос – мой предтеча. Его призвание было – предварить и подготовить моё явление».
Что и говорить, заявка сделана серьёзная. Далее Одиноков-Галковский иронически сопоставляет подстроенные словно нарочно «под Христа» биографии Чернышевского и Соловьёва, намекая, что они как бы явились чем-то вроде Антихристов.
Скорей всего, ни тот, ни другой на эту роль не тянут – и даже Ленину, пожалуй, «слабо». Между тем, Соловьёв вовсе не случайно обратился к этому интересному вопросу, поскольку совсем незадолго до этого в «Братьях Карамазовых» его старший наставник и даже личный друг Ф.М. Достоевский тоже затронул эту тему в вошедшей в роман «Легенде о Великом Инквизиторе». Этой притче В.Розанов посвятил целую книгу, которая и сделала его знаменитым на всю Россию.
Обычно «Легенду...» трактуют так: дескать, Христос должен был сначала накормить людей, а потом и требовать от них высокой морали, но не сделал этого. Инквизитор же как раз и хочет это сделать, поэтому ему Христос как бы и не нужен. Царство благополучия можно построить и без Христа.
Однако, вопрос не так прост: ведь если Христос явился во второй раз и ничего, вопреки евангельским пророчествам, сверхъестественного не произошло (в конце «Легенды...» Инквизитор отпускает его на все четыре стороны), значит, это и не настоящий Христос, а ... очередное явление искусителя! Так что Инквизитор вроде бы и прав, не поддавшись дьявольскому соблазну, хотя его «программа социального обеспечения» тоже выглядит подозрительно.
Соловьев откровенно ставит вопрос ещё острее: если «тот» Христос только предтеча, значит, он и не Бог, а тоже, по своему, искуситель рода человеческого; ну, в лучшем случае, пророк, наподобие других ветхозаветных пророков. Но тогда и всё историческое христианство – фальшивка! Мы помним, что на эту тему после Розанова писали и Мережковский, и Бердяев, и Эрн, но ни к какому «окончательному» выводу не пришли.
Правда, у Соловьева еретические мысли высказывает Антихрист, а не сам автор. Но всё же, всё же, всё же...
Если вы усомнились, то всё здание веры с лёгкостью рушится, а коли так, то вообще, истинно ли христианство? Как известно, Достоевский задавался вопросом: как быть, если истина и Христос – это разные вещи? И ответил, что остался бы с Христом, а не с истиной. На такой же вопрос английский поэт С.Т. Кольридж ответил, что выбрал бы истину, потому что не хотел бы оставаться вместе с ложью, каким бы именем она ни прикрывалась.
565. Человек, занимающийся профессиональной рекламой, не должен ставить в центр рекламы рекламу самого себя. Русские писатели же, обрадовавшись попавшей в их руки волшебной палочке, сумели убедить всю Россию, что самое важное сословие в государстве это они, писатели. Очень не умно. Я бы даже сказал, глупо. Или еще сильнее – гадко. Надо быть скромнее.
Писатель ставит в центр своей деятельности не саморекламу, а те мысли и чувства, которые ему дороги. Мережковский часто повторял: любите не меня, а моё. Было бы странно, если бы дело обстояло как-то иначе. Тогда спрашивается, а зачем же ты пишешь, если твой труд тебе недорог и неинтересен? Даже если продаёшься, всё равно ведь продаёшь что-то «своё». Проститутка ведь тоже торгует своим телом.
Сам Одиноков постоянно повторяет, что его «БТ» – вещь совершенно бесполезная и не нужная.Тем не менее, он её написал, хотя бы для «самопознания», как Бердяев. В этом, между прочим, есть тоже немалый смысл: самоанализ – это и есть пусть не очень широкий, но всё же выход из «бесконечного тупика».
632. Отечественное масонство не понимало своей реальной повседневной задачи в системе государственных отношений, а среди столь плохо окормляемой массы не выдвинулся лидер, который смог бы поставить реальную цель устранения масонства путём создания иной и вполне жизнеспособной системы селекции и подавления индивидуума...
Вот как раз потому, что масонство у нас было слабовато и не всемогуще (попросту говоря, не овладело массами), появилась такая околомасонская сила, как большевики, перенявшая у масонов буквально всё – от символики до организационных принципов и структур, но всё же масонами не являвшаяся. А уж они-то вполне нашли своё место в «системе государственных отношений», так же, как и создали «систему селекции и подавления индивидуума», да ещё какую!
Россия была насквозь пропитана масонским духом ещё с конца ХVIII – начала ХIX века, но организационно они были просто инфантильны (см. роман А. Писемского «Масоны»). Их влияние охватывало, в основном дворянские и интеллигентские круги, но не государственную власть.
Идейный успех масонов был обусловлен деградацией официального православия. Именно в России «историческое христианство» потерпело сокрушительный крах – кто, как не Достоевский, Толстой, Розанов, Мережковский буквально кричали об этом.
671. Необходим масонский коррелят к советскому антихристианству, то есть «хорошее масонство». Тогда это будет естественное общество. Тайное эзотерическое учение, использующее социализм как оболочку.
Раз уж речь зашла об эзотерических учениях, то как не вспомнить гностицизм и теософию, розенкрейцерство и антропософию... – но сильных организационных структур они создать не смогли, всё-таки оставшись духовным опытом очень немногих. Зато этих «немногих» как раз много, поэтому мы переживаем сейчас период «массового сектантства», формирования и развития множества мелких групп, кружков со своими идолами и кумирами. Период «большой идеологии» всё же, вероятно, уже в прошлом, если не считать таковой постмодернизм, как раз и основанный на переосмыслении и комментировании цитат, к чему и Галковский, и я тоже руку приложили.
886. Дальше вообще «вот-сейчас литература» станет абсолютно тем же, что и литература в других странах, тем же, чем были и в России другие виды искусства – живопись, музыка, театр. Но «классическая русская литература» ХIX – ХХ веков будет осмыслена как РЕЛИГИЯ. И, возможно, религия живая. Хотя бы как секта.
Как раз в таком ключе её и начали осмыслять Розанов, Мережковский, Бердяев и другие. С одним очень существенным дополнением. В качестве особой религии подверглась осмыслению и сама русская история. Собственно говоря, так и выявился «русский миф», феномен России как богоносного государства и общества. Но не христианского.
Вообще говоря, еврейский фольклор и история еврейского народа тоже были систематизированы в виде ключевого мифа, который назвали Библия, так что прецедент есть.
Но русский миф – нечто другое. Он должен быть осуществлён тоже как реальное прикосновение к высшему, незримому, но это будет уже не Иегова и не Христос. А что? Антихрист? Вопрос открыт.
Автор пишет, что христианская философия на русской почве обернулась философией Антихриста (примечание 641) и что рождение Антихриста и есть высшая задача русского народа (примечание 742). Так это или не так, вопрос спорный, но то, что «русская идея» далеко вышла за рамки ортодоксального христианства – совершенно очевидно, и наша литература лишь подводит итоги этому величайшему в истории религиозному обновлению.
921. Убить отца значит самому стать отцом. Победа над идеей отца означает овладение ей. Поэтому идея разрушения Европы, чей суровый отеческий голос всегда мучил русских, вполне естественно входит в общую русскую идею.
Тут есть неувязочка. Ведь нужно не просто убить отца, нужно жениться на матери, «познать» её по-библейски. Всем известно, что есть Россия-матушка и что Родина-мать зовёт! А у Блока иначе: «О, Русь моя! Жена моя!». Кто же такой «отец» и где он? Только ли это гордый ариец, варяг, царь, генсек или, страшно сказать, президент? Мы уже говорили (в пору, подражая Д. Галковскому, делать примечания к примечаниям), что, конечно же, не только. Отец – это Бог-Отец, то есть ветхозаветный Иегова, каббалистический тетраграмматон YHVH. Кому же его убивать, как не Богу-сыну, Иисусу Христу? Если Христос метафизически «отменил» Бога-Отца, то как же быть с его словами, что не отменить Закон он пришёл, но исполнить его? Как-то не ясно. Видно, вы, г. Одиноков, явный и закоренелый еретик. К тому же сказано, что «Богородица – мать сыра земля» и «овладеть» ею, видимо, можно только в неё и погрузившись в финале пути житейского.
934. Человека может создать Бог, человек же может сотворить и ничто.
Прежде всего, откуда вам это известно? Кто, так сказать, шепнул на ушко? Богословие однозначно говорит, что мир создан из «ничего», то есть «ничто» существовало (как «несуществующее»), по меньшей мере, параллельно с Богом. Если человек «может сотворить ничто», то он, как минимум, первичнее мира и «сотворец» с Богом, так как поставляет Богу «матерьялец» ( «ничто»), из которого изготавливается мир.
Более того, если мир уже сотворён, а человек продолжает творить «ничто», значит, Богу предлагается новая работа – творить ещё какие-то миры, ведь не может же «лишнее ничто» просто так болтаться неведомо где. Чистой воды гностицизм, покруче каббалистики.
Бердяев, которого вы, г. Одиноков, недолюбливаете, вообще считал, что Бог и Ничто – это равноценные сущности, и именно от Ничто человек получает свободу – высший смысл своего существования. Разумеется, православием здесь и не пахнет.
Кстати, а что значит у вас, г. Одиноков, мысль: Бог может создать человека? Только «может»? Или уже создал – или создал что-то не то, какую-то ерундовину, недочеловека, а настоящего Человека, так сказать, «матёрого Человечища», ещё только «может» создать? Этот вопрос у вас остаётся пока без ответа, как говорится, время покажет.
***
Подведём некоторые итоги. Чтобы они для читателя выглядели не надуманными, автор предлагает в самом тексте на выбор семь разных отзывов-рецензий о «БТ», пародийно якобы написанных некоторыми авторами, как представителями разных слоёв населения и разных национальностей, начиная от бдительных «советских» граждан и кончая проникновенным отзывом «немецкого» исследователя «Фон Халькофски», судя по фамилии которого, содержащим авторскую самооценку, чуть насмешливо сниженную в жанре «автошаржа». Такие шаржи очень любил рисовать типичный «розановец» А.М. Ремизов, и они у него отлично получались.
Нет смысла вдаваться в обсуждение отдельных смысловых и композиционных приёмов этой книги: кому интересно, сам прочтёт. Только кратко скажу, что и «обыгрывание» различных цитат, и «диалогический» подход к себе самому, и приёмы «мениппеи» (во всяком случае в бахтинской интерпретации), и даже намерение воплотить истину в её «самопротиворечивости» (по В.Соловьёву), так, чтобы заранее отфутболить все возражения (предварительно включив их в текст), и ещё многое другое – всё это в книге есть, и всё очень умело и по-настоящему мастерски смонтировано, как в полифонической токкате. Есть здесь и замысел, по крайней мере, предложить тезисы к религиозной реформе (об этом мы уже говорили выше), и автор не боится обвинений ни в каком еретичестве, а лишь посмеивается над возможными возражениями и протестами.
Но главное, конечно, это образ самого автора, изображение которого и является основной задачей произведения. Поэтому, я думаю, «БТ» можно определить как «экзистенциальный роман», лишь отчасти имеющий свои первоистоки в дневнике писателя Достоевского или в цикле В.Розанова (в тексте «БТ» почему-то не упомянуты его сборники «Мимолётное» и «Смертное», но, возможно, для этого есть определённые причины). Автор книги – наш современник, человек далеко ещё не старый, и очень жаль, если такое спорное, но очень интересное создание его пера пройдёт мимо внимания читателя, хотя заранее ясно, что этих читателей много быть не может, да и не должно.
«Я начал писать эту книгу в тайной надежде, что, в конце концов, пелена одиночества будет разорвана, и пустой мир, все усложняясь и переплетаясь, постепенно обернётся реальностью. Но по мере воплощения замысла я увидел, что первоначальная задача бредова. Каков итог? Все силы ушли впустую» (примечание 946). Так завершается «БТ», но, разумеется, здесь есть обычная для автора доза кокетства. Ведь из пустоты, из «ничего» Бог создал мир, так что надежда есть.
Санкт-Петербург
7 ноября 2012 г.
Источник: http://www.topos.ru/article/literaturnaya-kritika/ogranichennyi-vykhod-chitaya-beskonechnyi-tupik-de-galkovskogo