отрывок из книги Эренбург Илья Григорьевич > "Люди, годы, жизнь", книга IV > Стр.139:
«…(Я невольно вспомнил лето 1936 года, когда представители испанского правительства повторяли в Париже: «Если Франция нам не продаст самолетов, мы погибнем».)
Прямо от де Монзи я пошел в посольство к Н. Н. Иванову, рассказал ему о беседе. Он посадил меня за стол: «Ваш долг сообщить. Пусть Москва решает. Но вы должны сейчас же написать…»
Прежде чем перейти к дальнейшим событиям, я должен рассказать о Николае Николаевиче Иванове. Он работал экономистом, когда неожиданно его послали в Париж, назначили секретарем, потом советником посольства. Это был хороший, честный человек: его неизменно выручала вера в людей. Попал он в Париж молодым, неопытным, а после отъезда Я. 3. Сурица стал поверенным, то есть фактически послом. Он быстро начал говорить по-французски; мною читал; просил меня рассказывать ему о писателях Франции, о театре; спрашивал, какие вина нужно заказывать с мясом, с рыбой,- словом, осваивал множество вещей, больших и малых.
Потом он последовал за французским правительством в Тур, Бордо, Клермон-Ферран. Я его встретил в начале июля в местечке Бурбуль возле Виши. В декабре 1940 года он вернулся в Москву, пришел ко мне, рассказывал о начале Сопротивления, о судьбе французских писателей.
Вскоре после этого я узнал, что его арестовали. Когда в 1954 году Н. Н. Иванова реабилитировали, ему показали приговор Особого совещания: в сентябре 1941 года Н. Н. Иванов был приговорен к пяти годам «за антигерманские настроения». Трудно себе это представить: гитлеровцы рвались к Москве, газеты писали о «псах-рыцарях», а какой-то чиновник ГБ спокойно оформлял дело, затеянное еще во времена германо-советского пакта; поставил номер и положил в папку, чтобы все сохранилось для потомства…
Николаю Николаевичу неизменно помогала его вера в торжество справедливости. Находясь в лагере, он узнал, что сотрудники ГБ расхитили его книги, картины, и, так как приговор не предусматривал конфискации имущества, подал жалобу прокурору; к изумлению лагерного начальства, он выиграл дело. При освобождении ему уплатили деньги за пропавшие веши. Хотя он не имел права проживать в крупных городах, он первым делом направился в Москву, пошел на Лубянку и начал спрашивать, почему его ни за что продержали пять лет в заключении. Он напал на сердобольного человека, который сказал:
«Уезжайте. Я должен вас задержать, но я буду считать, что вы у меня не были…»
Иванов сохранил оптимизм и веру; женился, работал, говорил, что счастлив. Он умер в 1965 году..."
https://www.litmir.me/br/?b=125381&p=139
В наличии у нас дела по осуждению Иванова Н.Н. не имеется, даже неизвестно, был ли он реабилитирован, разные окончания его жизни рассказывают. Можно судить об одной из причин его приговора - предупреждал о подготовке к нападению Германии на СССР, и это во время такой любвеобильной дружбы Сталина - Гитлера, ну такой подлец был этот Иванов, не понимал тонкого момента, распускал порочащие наших немецких друзей слухи, правильно его осудили, за дело!
Об этом мельком пишет В. Чунихин:
"Откуда же появилась в сентябре 1940 года информация про 120 немецких дивизий на советской границе? Их ведь там в то время заведомо не было. Слухи - слухами, но ведь первое лицо в представительстве чужой страны должно по определению быть более сдержанным и спокойным в отношении любой непроверенной информации. Тем более, что и гриф здесь поставлен "немедленно", что подразумевает информацию ценную и тревожную.
Впрочем, Николай Николаевич Иванов, помимо того, что не был профессиональным разведчиком, и дипломатом был достаточно недавним, а потому неопытным. Преподавал политэкономию в одном из столичных вузов, около года проучился на дипломатических курсах НКИД и в январе 1939 года был назначен третьим секретарем полпредства в Париже. После того, как из-за финской войны отношения между СССР и Францией резко ухудшились, в феврале 1940 года уровень дипломатических отношений между странами был понижен. Были взаимно отозваны послы, по настоянию французской стороны состав советского полпредства был тоже сокращен, отозваны были также советник и первый секретарь. Временным поверенным в делах СССР во Франции был назначен как раз Н.Н. Иванов, ставший к тому времени вторым секретарем полпредства. Такой уровень представительства говорил, конечно, о том, что французско-советские отношения практически прекратились.
Тем не менее, через Иванова продолжала, конечно, продвигаться в Москву какая-то информация. Он, кстати, вскоре будет оттуда отозван. Но пока этот честный, но неискушенный дипломат был, конечно же, легкой целью для продвижения любой дезинформации. Любой разведки. Особенно учитывая, что в Виши, этом небольшом городке к юго-востоку от Парижа, ставшем временной столицей Французского государства, вольготно себя чувствовала германская разведка. Да и английская Интеллиджент Сервис, хотя и не имела здесь преференций своего противника, тоже не могла не использовать здесь старые симпатии своих недавних союзников.
Так что информацию "про 120 немецких дивизий на советской границе" он получил легко. Потому что ее совсем никак не скрывали многие, в том числе, и те, кто был связан здесь с английской разведкой.
Или, вот, полюбуйтесь. Всего двумя неделями раньше он направил в Москву такую информацию.
"ТЕЛЕГРАММА ПОВЕРЕННОГО В ДЕЛАХ СССР ВО ФРАНЦУЗСКОМ ГОСУДАРСТВЕ Н.Н.ИВАНОВА В НКИД СССР
14 сентября 1940 г.
...Отмечается усталость среди немецких \231\ солдат. Вопрос дружбы с СССР глубоко вошел в сознание немцев. Многие наблюдатели заявляют, что повернуть солдатские массы обратно, против СССР, будет очень трудно. На оккупационную армию в отношении дисциплины действует разлагающе сам быт и жизнь французов. Французы в массе культурнее, развитее и живее немцев.
Последние подпадают под их влияние, деморализуются.
Иванов
АВП РФ. Ф.059. Оп.1. П.328. Д.2253. Лл.100-101. Машинопись, заверенная КОПИЯ".
Взято из сборника документов "1941 год", т.1.
https://www.litmir.me/br/?b=540613&p=31Вот другое описание, касающееся Ильи Эренбурга и осуждения николая Иванова:
«Когда в 1939 году Сталин заключил пакт с Гитлером, – писал Эрнст Генри Илье Эренбургу, – и приказал компартиям во всем мире, тут же, моментально, прекратить антифашистскую пропаганду и выступить за мирное соглашение с Гитлером, стало совсем скверно… Сталин в то время уже не ограничивался разобщением коммунистов и социал-демократов. Теперь он начал дискредитировать и разоружать самих коммунистов на западе. Укрепив свой тыл в Германии и во всей Западной Европе, со злорадством наблюдая, как антифашисты грызли друг другу глотки, Гитлер мог начать войну, и он ее начал».
Как назвать такой пакт? Пактом идейных друзей, пактом победы или пактом покорности?
Или другой факт. Его приводил И. Эренбург в своей книге «Люди, годы, жизнь». Арестованного Н.Н. Иванова, бывшего поверенного в делах во Франции, в 1941 году допрашивал следователь:
«Когда в 1954 году Н.Н. Иванова реабилитировали, ему показали приговор особого совещания. В сентябре 1941 года Иванов был приговорен к пяти годам „за антигерманские настроения“. Трудно себе это представить, – продолжал И. Эренбург, – гитлеровцы рвались к Москве, газеты писали о „псах-рыцарях“, а какой-то чиновник Г.Б. спокойно оформлял дело, затеянное еще во времена германо-советского пакта».
Здесь Эренбургом освещены два момента. Один, на котором акцентирует внимание Эренбург, говорит о бюрократизме в аппарате Госбезопасности. Другой, особо существенный, состоит в том, что наши органы госбезопасности привлекали к суду советских граждан-интернационалистов за «антигерманские (читай – антифашистские) настроения».
И это не случайное явление, как может показаться с первого взгляда. Это вытекало из текста договора о дружбе, к которому был приложен протокол. Текст этого, так называемого, второго протокола гласил:
«Обе стороны не допустят на своей территории какой-либо агитации, которая нанесет вред другой стороне. Они будут подавлять на своей территории все зачатки такой агитации и будут информировать друг друга относительно мер, предпринятых по этому поводу».
Таким образом, следователь законно обвинял Н.Н. Иванова за «антигерманские настроения». Можно не сомневаться, что гитлеровская клика не привлекала членов национал-социалистической партии «за антисоветские настроения». Как можно назвать такое поведение Сталина? С моей точки зрения, его поведение можно оценить как идейную близость с Гитлером, или как факт, свидетельствующий о покорности Сталина. Сам Сталин первоначально был против дружеского соглашения с Гитлером. За месяц до подписания этого протокола он отверг предложенную Риббентропом преамбулу, в которой подчеркивался дружественный характер договора о ненападении по следующим соображениям:
«Советское правительство не могло бы честно заверить советский народ в том, что с Германией существуют дружественные отношения, если в течение шести лет нацистское правительство выливало ушаты помоев на советское правительство». (П.А. Жилин «Как фашистская Германия готовила нападение на Советский Союз», 1966 год, стр. 61).
Почему же позднее Сталин изменил свою позицию и согласился подписать далеко идущее дружеское соглашение?
Можно предположить, что это произошло из-за личного сближения лидеров двух сторон или в порядке покорности Сталина перед лицом опасности для СССР. Чаковский писал, что, идя на пакт, наше правительство зорко следило за всеми происками врага. И это утверждение Чаковского является лживым и лицемерным.
Вся история с предупреждениями Сталина о подготовляемом Германией нападении на СССР, которые он получал: от разведывательных органов, пограничных застав, от военных округов, посольств в западных странах, от иностранных дипломатов, перебежчиков, от населения приграничных районов и т. п., и то, как он реагировал на эти предупреждения, свидетельствуют о том, что наше правительство зорко следило за тем, чтобы, не дай бог, не обозлить Германию, не вызвать недовольства Гитлера и его клики. Чаковский и другие апологеты сталинского режима утверждали, что когда было нужно, советское правительство не боялось говорить Гитлеру голосом великой державы. Но такое утверждение противоречит фактам. Известно, что на протяжении нескольких месяцев перед войной вражеская авиация, немецкая разведка систематически и совершенно безнаказанно нарушали советскую границу. Немцы знали, что наши пограничные войска имеют директиву не трогать их, и действовали, совершенно не маскируясь. Эта директива была дана лично Сталиным, чтобы не допустить столкновений и не спровоцировать немцев на нападение. А гитлеровская Германия в это время проводила ряд неотложных мероприятий по подготовке к войне. Немцы заняли своими войсками все пограничные с нами страны: Румынию, Болгарию, Венгрию, Финляндию.
Сталин знал об этом, так как вскоре после Мюнхенского соглашения секретарь Коминтерна Дмитров огласил точный календарь будущих завоевательных походов Гитлера.
По этому календарю, Венгрия должна была стать союзником Германии весною 1939 года. Польша должна была быть подчинена Германии осенью 1939 года. Очередь Югославии должна была наступить в следующем году. Осенью 1940 года немецкие войска должны были войти в Румынию и Болгарию. Весною 1941 года Германия должна была начать войну против Франции, Бельгии, Голландии, Дании и Швейцарии и, наконец, осенью 1941 года Германия должна была напасть на Советский Союз.
К моменту нападения на СССР немцы отозвали из своего посольства большую часть работников в Германию.
Всем судам, находящимся на пути в Советский Союз и находящимся в советских портах, было приказано возвращаться в Германию и покинуть порты не позднее 21-го июня 1941 года. Начиная с марта месяца 1941 года, Германия прекратила поставку всех товаров и материалов по договорам с СССР, хотя Советский Союз продолжал активно поставлять в Германию нефть, сырье и продовольствие. Обо всем этом ежедневно доносили Сталину наши разведывательные органы, посольства, иностранные государства и отдельные лица. Ведь только глухим было не слышно, слепым не видно и недоумкам не ясно, что означали все перечисленные и многие другие мероприятия немцев перед началом войны. А Сталин был нем и глух ко всем этим воплям и продолжал свою политику заискивания перед гитлеровской кликой.
Весь советский народ знал об опасном состоянии наших отношений с гитлеровской Германией. И вот Сталин не нашел ничего лучшего, как опубликовать накануне войны известное сообщение ТАСС, в котором заискивающе выгораживал фашистов и всю вину за слухи сваливал на врагов, стремившихся столкнуть СССР и Германию.
Незадолго до начала войны, Сталин провожал на Ярославском вокзале японского министра иностранных дел, с которым только что был подписан пакт о ненападении между СССР и Японией. На вокзале он встретился с германским послом и военным атташе. Он обнимал посла и всячески выражал ему знаки внимания. Он угодливо высказывал надежду на то, что СССР и Германия навеки останутся друзьями. О чем говорят все изложенные выше факты? О том ли, что советское правительство говорило с Гитлером голосом великой державы, или совсем наоборот?
Василевский и Чаковский ссылаются на то, что Молотов, при поездке в 1940 году в Берлин, поставил все эти вопросы перед Гитлером со всей остротой, как это положено великой державе. Это неверно. Так информировать советских граждан, как это делают Василевский и Чаковский, могут только фальсификаторы истории. На совещании историков при ИМЛ 16 декабря 1966 года, в связи с обсуждением книги Некрича «1941 – 22 июня», выступили Мельников из института истории и Гнедин, и сообщили, о чем говорил Молотов в Берлине:
«Коснемся вопроса, которого до сих пор нельзя было касаться, – говорил Мельников, – так как на него наложено табу – о ноябрьских 1940-го года переговорах Молотова с Гитлером в Берлине. Рассмотрим обстановку. Заканчивается составление плана „Барбаросса“. Началась передислокация германских войск к советско-германской границе. Гитлеровские дипломаты усилили деятельность на Балканах, в Финляндии. Чтобы скрыть эти приготовления от советского правительства, Гитлер предложил устроить встречу на высоком уровне. В Берлин едет председатель СНК Молотов. Гитлер выдвинул перед ним план раздела мира, но очень общий. Молотов конкретно потребовал проливов, Болгарии, Румынии, Финляндии. Пускаться в эти детали Гитлер не хотел, так как боялся, что эти сведения просочатся к будущим союзникам. В ответ на требование Молотова он предложил Советскому Союзу вступить в тройственный пакт. Молотов выехал в Москву. 25 декабря 1940 года Сталин официально ответил согласием вступить в антикоминтерновский пакт!!! Это показывает его линию и принципы действий».
Бывший во время переговоров Гитлера с Молотовым заведующим отделом печати министерства иностранных дел СССР Гнедин на этом же совещании историков ИМЛ говорил:
«Я в течение 2-х лет давал информацию Сталину и Молотову. Она вся проходила через мои руки… В нашей литературе утвердилось мнение, что Сталин стал во главе правительства 5-го мая 1941 года, чтобы подготовить страну к обороне. Сталин на самом деле палец о палец не ударил в деле обороноспособности СССР. Мы имеем все основания предполагать, что Сталин стал во главе правительства не для того, чтобы подготовить страну к обороне, а чтобы договориться с Гитлером. Ноябрьские переговоры 1940 года показывают, в какой контакт Сталин хотел войти с Гитлером».
О том же писали Некрич в своей книге «1941 – 22 июня», и другие.
Все эти свидетельства подтверждают, что Сталин стремился установить с Гитлером идейный контакт, либо искал пути отодвинуть надвигающуюся опасность нападения Германии на СССР.
Дочь Сталина Светлана Аллилуева писала в своей книге «Только один год»:
«Он не угадал и не предвидел, что пакт 1939 года, который он считал своей большой хитростью, будет нарушен еще более хитрым противником. Именно поэтому он был в состоянии такой депрессии в самом начале войны. Это был его огромный политический просчет. „Эх, с немцами мы были бы непобедимы“, – повторял он, когда война была окончена».
Он думал, что именно с Гитлером ему будет лучше всего осуществить свою мечту – раздел мира. То, что он думал об этом даже после победоносной войны, лишний раз подчеркивает его моральную суть, позволяет заглянуть в его внутренний мир, полный мрачных замыслов, и убедиться в состоянии его идейного и теоретического уровня. Когда Германия напала на Советский Союз, Сталин от неожиданности был потрясен до глубины души. Он испытал физический страх. Об этом говорил Н.С. Хрущев в своем закрытом докладе на ХХ-м съезде партии. Н.С.Хрущев говорил делегатам съезда о дезертирстве Сталина в первые дни войны. Узнав о неудачах и поражениях наших войск, он считал, что все погибло, и наступает конец. В это время он не руководил ЦК и страной и не участвовал в решении кардинальных военных вопросов.
О том, в каком подавленном состоянии он находился в момент объявления немцами войны, писали не только Светлана Аллилуева, Н.С. Хрущев, но и Г.К. Жуков:
"И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:
– Надо срочно позвонить в германское посольство.
Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов.
– Германское правительство объявило нам войну. И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная и тягостная пауза". (Г.К. Жуков «Воспоминания», стр. 248).
Чаковский в книге «Блокада» писал, что Сталин не показывался несколько дней, а по другим источникам он не выходил из дому до 1-го июля 1941 года.
Н.С. Хрущев в том же докладе сообщал, что его вытащила из Кунцево в Кремль группа членов Политбюро, специально приехавшая за ним.
Дочь Сталина С. Аллилуева сообщила о том, как испугался отец в августе месяце 1941 года, когда немецкие войска подошли к Москве.
"…В начале войны, – писала она, – в августе месяце 1941 года отец разговаривал с Евгенией Аллилуевой (сестрой его бывшей жены) и советовал ей эвакуироваться с детьми на Урал. Она передала мне этот разговор позже:
– Я никогда не видела Иосифа таким подавленным и растерянным, говорила она. – Я приехала к нему, думала найти поддержку, надеясь, что он подбодрит меня. Только что сдали немцам Новгород, где я родилась и выросла, я была в панике. Каков же был мой ужас, когда я нашла его самого в состоянии близком к панике. Он сказал: «Дела очень плохи, очень, уезжайте, эвакуируйтесь, в Москве оставаться нельзя…»
Я ушла совершенно потерянная, мне казалось, что это конец"....
https://iknigi.net/avtor-isay-abramovich/2368-vzglyady-isay-abramovich/read/page-14.html