harmful_grumpy (harmfulgrumpy) wrote,
harmful_grumpy
harmfulgrumpy

Categories:

Международный "Мемориал" о коммунистических преступлениях


Организаторы Красного Террора, Гражданской войны и первого голодомора 1921-23 г.г. - Ленин (Бланк) и его друг Лейба Бронштейн (Лев Троцкий), по чьим стопам шёл верный ленинец Джугашвили (Сталин), с его собственными "достижениями" - раскрестьяниванием и тремя голодоморами 1931-33, 1946-48, 1951-53.

"по материалам Международного Мемориала с участием русскоязычных СМИ

Год столетия революции и 80-летия начала Большого террора призывает задуматься о том, что случилось с людьми в нашей стране за годы советской власти.


  • С чего начиналась советская репрессивная система?

  • Как история страны отразилась на истории семьи?

  • Какие особенности тюремного быта можно узнать из мемуаров бывших заключенных?

  • Когда начали появляться первые памятники жертвам политических репрессий?

Несколько проектов, появившихся в результате медиахакатона 7–8 октября, запущены 29–30 октября – в дни памяти жертв политических репрессий, другие ожидаются к 7 ноября, годовщине большевистского переворота, остальные – до конца 2017 года." https://www.memo.ru/ru-ru/projects/memomedia/


«Ъ» и общество «Мемориал» — к 80-летию Большого террора

У советских политических репрессий нет точных дат начала и конца. Только на 1937–1938 годы приходится более 1,7 млн арестов по политическим статьям. По подсчетам «Мемориала», не менее 725 тыс. из арестованных тогда были расстреляны. Общее число репрессированных может достигать 12 млн.
Репрессии прямо затронули миллионы семей, у которых долгие годы не было возможности оплакивать погибших. Но террор коснулся большинства советских граждан. Кому-то предлагали освободившуюся должность, кто-то отмечал новоселье в освободившейся комнате коммуналки. Вся страна десятилетиями существовала рядом с огромной репрессивной машиной.
В рамках этого проекта сотрудники «Коммерсанта» рассказывают, как коммунистический террор коснулся их семей.


коммер1.jpg

коммер2.jpg

В этом перечне депортированных из-за отсутствия точных данных нет указания на ряд жертв репрессий. Это раскулаченные без высылки, то есть лишенные домов и имущества и переселенные внутри региона во время коллективизации. Это бывшие советские военнопленные, принудительно направленные после «фильтрации» в «рабочие батальоны» после войны. Это другие малочисленные потоки депортированных: высылка кулаков-казаков из Семиреченской, Сыр-Дарьинской, Ферганской и Самаркандской областей за пределы Туркестанского края, в частности, в европейскую часть России в 1921 году, депортация немцев, финнов-ингерманландцев и других «социально-опасных» элементов из пограничных районов Ленинградской области в 1942 году, депортация крымских татар и греков из Краснодарского и Ставропольского краев в 1948 году и многое другое. Не учтены также дети, родившиеся в ссылке. Всего по разным оценкам жертвами депортаций стали от 6 до 6,7 миллионов человек.
Составлено по данным международного «Мемориала»

Источник: https://www.kommersant.ru/doc/3453539?from=doc_vrez



«Детей врагов народа выводили гулять по ночам, опасаясь доноса»
Юлия Полякова, корреспондент отдела финансов “Ъ”



Наша семья всегда помнила, как на нас в 30-х годах прошлого века обрушились репрессии. Двоюродный прадед и его жена были арестованы и долгое время жили в ссылке, еще один прадед в тюрьме заразился туберкулезом и умер. Об этом мы знали. Но о том, что наша родственница работала прокурором в «тройке», а затем ее арестовали и расстреляли, родные молчали вплоть до перестройки. Даже ее фамилия не сохранилась.

Прадед по папиной линии, Федор Поляков, пострадал из-за желания улучшить производство советской обуви. Он жил в Горьком (сейчас это Нижний Новгород), работал профоргом на обувной фабрике. Обувь тогда делали страшненькую и довольно неудобную. За хорошей обувью все шли к частным мастерам, в основном ассирийцам. И дед пригласил одного из них на фабрику, чтобы разнообразить «совковый» ассортимент. Вскоре этого ассирийца арестовали, обвинив в шпионаже в пользу Турции. А заодно арестовали и «приютившего» его деда Федора как врага народа. Ему повезло — через 11 месяцев его оправдали и выпустили из тюрьмы. Но в застенках он заболел туберкулезом и умер спустя три месяца после освобождения. Его жена осталась одна с пятью детьми, в том числе моим дедом.

А родные со стороны мамы пострадали из-за шутки. У моей прабабушки Раи был брат Саша — Александр Хавкин, или, как его все в семье звали, дядя Шура. Он родился в 1902 году, выучился в Горном институте в Москве, а затем его перераспределили работать в Самару. Там он встретил Варвару и женился на ней, у них родился сын Юрий.

Все началось с анекдота, который дядя Шура рассказал в компании знакомых.

Что уж он рассказал, неизвестно, но там был стукачок, который посчитал шутку антисоветской. Из-за его доноса вся компания — пять человек! — была арестована.

Шел 1937 год. Тогда для вынесения приговора необходимо было хоть и формальное, но признание вины. По словам его сестры Раи, дядю Шуру пытали несколько дней: заставляли стоять, не давали спать и при этом светили в глаза лампой. Он не выдержал пытку и все подписал. Его сослали на десять лет в лагерь куда-то в Сибирь.
За тетей Варей энкаведешники пришли через два года — в 39-м. Ей заранее шепнули, что жене «врага народа» стоит уехать. Она схватила Юру и поехала в Москву, где жила ее свекровь — моя прапрабабушка Катя, а также Рая с мужем и дочкой — моей бабушкой Ларой. Тетя Варя оставила им сына и вернулась в Самару. Это невероятно звучит в таких обстоятельствах, но она боялась, что ее уволят из-за прогула! Ее арестовали как члена семьи изменника родины.

Теперь угроза нависла над всей семьей. Баба Катя была очень храброй. Она прятала Юру в чулане. Там же она прятала племянницу Лину. Девочку баба Катя отыскала в детском доме после расстрела в 1937 году ее мамы, тети Евы...  https://www.kommersant.ru/doc/3453746


«Нашим детям будет еще труднее искать свои корни»
Ольга Алленова, специальный корреспондент “Ъ”



Справка появилась, кажется, в 1993-м. Кажется, принесла ее мать. В справке сообщалось, что отец мой был осужден несправедливо и теперь реабилитирован.

Отец посмотрел на бумажку и выбросил ее в мусорное ведро. Я хотела ее достать, потому что для меня эта бумажка была важной. Она подтверждала невиновность моего отца. И она говорила мне, что я напрасно стыдилась его тюремного срока. Но у отца было такое лицо, что я не сдвинулась с места.
Примерно тогда он и обмолвился, что его дед был врагом народа...

Она кое-что помнила из скудных рассказов бабушки, но очень мало. Я не знала ничего. Я стала искать в архивах «Мемориала», она — расспрашивать живых родственников. Так передо мной стала раскручиваться эта скрытая за мрачными десятилетиями семейная история.
Моя прабабка Анна Рутте была дочерью латышских крестьян, училась в Риге, прекрасно говорила по-русски и за несколько лет до революции уехала в Россию вслед за старшим братом. Брат работал на Китайско-Восточной железной дороге. Там Анна и познакомилась с будущим мужем. Иван Крастыньш тоже был родом из Латвии, но переехав в Россию, изменил фамилию, став Крастиным. Они поженились, а через три года Ивана перебросили на другой участок — станцию Баталпашинская (нынешний Черкесск) Северо-Кавказской железной дороги. Говорят, железнодорожники в те годы жили, как военные: дольше трех-четырех лет на одном месте не засиживались. Ивану и Анне выделили вагон, они погрузили свои пожитки и отправились на Кавказ. Из Баталпашинской их перевели в Моздок. Там к ним в дом и пришла беда. В ноябре 1937-го Ивана вызвали в НКВД.

Он вернулся через несколько часов и сказал жене: «Аня, мне предложили сотрудничать с НКВД. Они хотели, чтобы я дал показания на ребят. Я отказался. Думаю, надо готовиться к худшему».

К тому времени в семье Крастиных росли двое детей: 14-летний Карл и младшая, Клара. 18 декабря 1937 года Кларе исполнилось десять лет. Анна пекла торт к праздничному столу, когда в дверь позвонили. Было 10 часов утра. Ивану не дали времени на сборы — через 15 минут он исчез из своего дома навсегда.
Анна написала много писем в разные инстанции. Ей отвечали примерно одно и то же: «Никаких сведений женам врагов народа не даем». Спустя несколько месяцев соседка Анны рассказала ей, что на железнодорожной станции в Прохладном видела большую группу заключенных, и один «старик» показался ей знакомым. «Иван?» — окликнула она издалека. «Старик» обернулся. Худой, седой, с длинной белой бородой — молча смотрел на нее, пока его не толкнули в вагон. Был ли это Иван, неизвестно.

Анне нельзя было оставаться в Моздоке. Писать старшему брату она не решилась. Он, кажется, работал на руководящем посту на Омской железной дороге, и Анна боялась навредить ему своими письмами. Анна, Карл и Клара перебрались в один из совхозов Чечено-Ингушской АССР — «Луч» располагался недалеко от Моздока, но семью врага народа Крастина в совхозе не знали, а значит, для них там была работа в поле и еда. Спустя четыре года после ареста Ивана Анна умерла. Ей было всего 44. Началась война. Карл ушел в армию. Клара осталась одна. Она работала в поле наравне со взрослыми, хотя была подростком.

После войны она вышла замуж, сменила фамилию, родила двоих детей. Она давно перестала быть дочерью врага народа, потому что научилась молчать, и о ней теперь никто ничего не знал. Но сразу после смерти Сталина она стала искать отца. И только в 1989-м прокуратура Северо-Осетинской СССР прислала ей справку, в которой говорилось, что ее отец, Крастин Иван Петрович, был осужден постановлением «тройки» НКВД СОАССР 19 февраля 1938 года. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16.01.1989 года постановление это было отменено, а Иван Петрович реабилитирован. Эту справку бабушка хранила до самой смерти. Чем она для нее была? Отобранным вместе с тем декабрьским днем рожденья 37-го детством? Гордостью за то, что не поверила в предательство отца? Или стыдом за то, что сначала поверила? Болью за то, что никогда не узнает, как его расстреляли и где его могила? А может быть, эта справка стала возвращением ее отца домой — спустя полвека?

Бабушка умерла 15 лет назад. Она слишком долго плакала внутри себя, и ее сердце не выдержало. Мы ни разу с ней не говорили обо всех этих трагедиях: расстреле моего прадеда, гибели деда, тюремном сроке отца. Она слишком сильно меня любила и берегла. А мне тогда не хватило совсем немного лет для того, чтобы сказать ей, как все это для меня важно, потому что ее история — это часть меня.

Я смотрю на ветхую желтую бумажку, которая подвела черту под жизнью Ивана Петровича и его семьи, и думаю о том, как много я нашла и как много — потеряла.

Мы напрасно об этом молчим, молчим каждой семьей и всей страной. Наши прадеды засыпаны землей в общих ямах, и следов их жизни остается все меньше, и нашим детям будет еще труднее, чем нам, искать свои корни. https://www.kommersant.ru/doc/3453707




«От меня отказались все друзья и родные»

Галина Дудина, обозреватель отдела внешней политики “Ъ”


Аделаида Михайловна Егорова (бабушка) и Василий Дудин (дедушка)


«Это письмо ты, пожалуйста, прочитав, уничтожь»


Фото: Из семейного архива

Как позже заявил Никита Хрущев, указание «арестовать группу крупных специалистов советской медицины», а также указания, как вести следствие и как допрашивать арестованных давал лично Иосиф Сталин. «Сталин сам вызывал следователя, инструктировал его, указывал методы следствия, а методы были единственные — бить, бить и бить»,— говорил Хрущев в своей знаменитой речи на ХХ съезде. Впрочем, в семье шепотом потом пересказывали, что были и другие методы: арестованных морили голодом, а в камеру на пол наливали по щиколотку ледяную воду, и держали там без одежды. Сесть можно было только на пол, в воду.

Довести дело до конца не успели: Сталин умер 5 марта 1953 года. В очередном письме деда с Балтики, написанном 7 марта 1953 года, нахожу две страницы соболезнований и спрашиваю себя: это искренне или оттого, что письма вскрывались?




Пропуск Михаила Николаевича Егорова в Четвертое медуправление Министерства здравоохранения СССР Пропуск Михаила Николаевича Егорова в Четвертое медуправление Министерства здравоохранения СССР. Фото: Геннадий Гуляев, Коммерсантъ

«Событие до такой степени потрясающее, что даже здесь, среди людей военных, которые, казалось бы, никогда не должны ни в какой степени терять живость движения и мышления, чувствуется страшно угнетающее действие этого несчастья. Как-то видно, что каждый именно в эти дни по-настоящему понял, как близок ему был этот человек и как велико горе от случившегося. Все лодки военно-морские флаги держат приспущенными. Приспущенный флаг означает "имею на борту покойника" или "за борт упал человек и еще не спасен". И действительно, каждый корабль, как каждый человек, имеет сегодня покойника»,— пишет дед. В то же время бабушка говорит, что в Ленинграде не плакали: до Москвы далеко, и только ясно было, что что-то изменится.

Постановлением Президиума ЦК КПСС от 3 апреля 1953 года 37 врачей и членов их семей были полностью реабилитированы. Я снова ищу подходящее письмо с Балтики: его дед отвез на почту лично, а значит, вероятность вскрытия по пути была ниже и можно было быть более откровенным... https://www.kommersant.ru/doc/3453926



Tags: гулаг, коммунисты
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for friends only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 14 comments