Из сериала «бесконечный тупичок Галковского»
Оригинал взят у
vkozarov в 12 СТУЛЬЕВ ОТ МИХАИЛА БУЛГАКОВАВЛАДИМИР КОЗАРОВЕЦКИЙ
КТО НАПИСАЛ «12 СТУЛЬЕВ» – 9
Ну, вот мы, наконец, добрались и до Галковского. Можно было бы сразу начать с его публикаций «Что необходимо знать об Ильфе и Петрове и о Булгакове» в ЖЖ, но вдруг не все знают, о ком идет речь? Чтобы избежать даже такого минимального недоразумения, я решил предварить разбор его постов небольшой справкой:
ЧТО ДОСТАТОЧНО ЗНАТЬ О ГАЛКОВСКОМ
Талантам не дадут заглохнуть плагиаторы.
Л.Белая
1
Вы не знаете, кто такой Галковский? Да ладно, он же автор «Бесконечного тупика», а эту книгу знают все. Вернее, об этой книге все знают. Точнее: об этой книге все слышали. Ее мало кто прочитал, потому что всю ее прочитать нормальному человеку проблематично. Ну, во всяком случае, очень трудно. Точнее, практически невозможно. Для полного ее прочтения требуется особый читатель, приученный не просто к посредственному чтиву, но к его квинтэссенции, к бесконечному и бесформенному потоку сознания посредственности.
КТО НАПИСАЛ «12 СТУЛЬЕВ» – 9
Ну, вот мы, наконец, добрались и до Галковского. Можно было бы сразу начать с его публикаций «Что необходимо знать об Ильфе и Петрове и о Булгакове» в ЖЖ, но вдруг не все знают, о ком идет речь? Чтобы избежать даже такого минимального недоразумения, я решил предварить разбор его постов небольшой справкой:
ЧТО ДОСТАТОЧНО ЗНАТЬ О ГАЛКОВСКОМ
Талантам не дадут заглохнуть плагиаторы.
Л.Белая
1
Вы не знаете, кто такой Галковский? Да ладно, он же автор «Бесконечного тупика», а эту книгу знают все. Вернее, об этой книге все знают. Точнее: об этой книге все слышали. Ее мало кто прочитал, потому что всю ее прочитать нормальному человеку проблематично. Ну, во всяком случае, очень трудно. Точнее, практически невозможно. Для полного ее прочтения требуется особый читатель, приученный не просто к посредственному чтиву, но к его квинтэссенции, к бесконечному и бесформенному потоку сознания посредственности.
Вы можете удивиться – как это так: посредственность, а все о нем знают? Ну, в наш век оголтелого засилья посредственности это не редкость. Посредственности друг друга поддерживают и рекламируют, они друг друга подпитывают и облизывают, они делятся и размножаются и объединяются в своей ненависти к талантам, поскольку талант – главный враг посредственности: ведь само существование таланта наглядно отменяет существование посредственности. Нам не хватает талантов – вот откуда такое засилье посредственности.
Не лишенный совсем чутья к слову, Галковский мучительно осознает эту свою посредственность, не дающую ему прорваться к истинной мысли и к истинной художественности. Остается только прислоняться к чужой мысли, чужому творчеству и постоянно скрывать эту свою несамостоятельность, делая вид, что «перлы» философских рассуждений, выходящие из-под его пера, первичны по отношению к тем, кого он цитирует. Остается, перефразируя классика афористики, «называть чужие мысли своими именами». Так и возник эпохальный труд Галковского «Бесконечный тупик».
Лучшее в этой книге – цитаты из классиков. Но бедняга не понял, что цитировать классиков – занятие по меньшей мере опасное: поди-ка напиши рядом с цитатой из Достоевского, Розанова или Бердяева так, чтобы уровень тобой написанного соответствовал уровню цитаты. А Галковский, говоря его же словами, «постоянно обманывается в слове, теряется в нем. То придает ему слишком много значения, а то и слишком мало. То проговаривается, то промалчивает». Его «мозг топырится в киселе русского языка…» В результате его тексты постоянно проваливаются, из них фонтанирует претенциозность (этот раздирающий его душу вопль «Я гений!» несется с каждой страницы), а его потуги на гениальность превращаются в бесконечную самопародию. «Я гений» и «Я чувствую себя клоуном» – это и есть единство противоположностей самоощущения Галковского. Он смешон и в слове и в мысли, и в форме и в содержании. Он пишет о «Бесконечном тупике»: «Структура этой книги», но у этой книги нет структуры, как нет структуры у бесконечного тупика. Единственное достоинство этой книги – ее полное соответствие названию. Поистине, никто не скажет о тебе лучше, чем ты сам.
Немудрено, что его потуги вызывали издевательскую реакцию литературной среды на всем протяжении его литературного существования. Нахлебавшись тычков и затрещин со стороны литературной братии, Галковский возненавидел всю ее сразу и навсегда. Справедливое ощущение, что он не хуже многих, привело его к уверенности, что он лучше других – просто потому, что не боится откровенно присваивать и высказывать чужие мысли, вкусы и наблюдения. «Бесконечный тупик» – наглядный памятник литературной посредственности, и с этой точки зрения книгу следует признать явлением современной литературы.
2
Разумеется, на «Бесконечном тупике» Галковский не остановился. Не имея возможности заставить относиться к себе всерьез, он нашел выход в Интернете. Почитав классиков, он вообразил, что может стать просветителем. Но и здесь он очень быстро получил отпор: любая публикация обычно сопровождается комментариями, и всегда находится кто-нибудь, кто знаком с фактами не понаслышке, а даже одного убийственного комментария к его беспардонному перевиранию даже общеизвестного достаточно, чтобы поставить под сомнение все декларируемое «эрудитом». Так Галковский пришел к единственно верному для себя решению: ему нужна собственная публика, на которую он и будет вещать с возможностью отключать комментарии. Его страничка в ЖЖ и есть то место, где он может нести свою безапелляционную чушь и врать вперемешку с приводимыми фактами, тем самым усиливая и распространяя ложь. Эта страничка объединила тех, кто смотрит чревовещателю в рот, постоянно изумляясь звукам и словам, несущимся непонятно откуда и означающим непонятное, но многозначительное НЕЧТО. Инакомыслящие сюда не допускаются. А чтобы у тех, кто хочет и может ему возразить, мысль об этом умерла еще в мозгу, Галковский в обязательном порядке сопровождает свои тексты чем-нибудь таким, что заведомо отбивало бы охоту заводить речь о его «гениальных» текстах.
«Графомания, невежество, антисемитизм, русофобия, хамство и плагиат» – это то, в чем, по собственному признанию Галковского, его поочередно обвиняли, и это было несправедливо. А справедливо то, что в «творчестве» Галковского есть все перечисленное в одном флаконе. Только посмеет какой-нибудь комментатор его безапелляционных постов ему возразить или, тем более, схватить его за руку, когда Галковский на глазах у всех лезет в чужой карман, – и он разразится таким «антисемитизмом, русофобией, хамством», что, глядишь, и у пожелавших вступить в спор пропадает на то всякая охота.
Это любопытная находка, хотя и это не его изобретение. В Интернете на таком держится вся посредственность, и Галковский – всего лишь ее олицетворение и концентрат. Он довел этот прием до «совершенства». Потоки грязи, которую он выливает на своих оппонентов, смердоносны. Это не только «вонь на глаз», но и вонь на ощупь, на цвет и на вкус. И, спрашивается, кто же в такой ситуации захочет с ним связываться? Да к тому же он тщательно «фильтрует базар» посетителей своего ЖЖ: инакомыслящие не допускаются. А если кто и прорвется случайно да еще и вздумает заявить, что он с Галковским несогласен или, пуще того, что Галковский вор, – тут-то и открывается на полный напор кран всегда имеющейся наготове канистры дерьма.
Что ж, значит его позиция беспроигрышна? И он так и будет поливать своими «интеллектуальными» помоями безответную публику, а та, сплюнув в омерзении, будет отворачиваться? (Кроме тех, разумеется, кто смотрит ему в рот и повизгивает от восторга.) Неужели не существует средств и способов борьбы с такой агрессивной графоманией?
Ну, уж коли мы разобрались в его «литературно-полемических» приемах, то и ответ на них найдется. Есть способ не давать ему уходить от конкретного разговора, позволяющего показать, что за его «рассуждениями» стоят полное отсутствие самостоятельных мыслей, наглое присваивание чужих и абсолютная безответственность в обращении с фактами. С этой целью, понимая, что его «антисемитизм, русофобия, хамство и плагиат» – некий защитно-агрессивный и одновременно провокационный прием, выносим их за скобки. Пусть себе забавляется и с показной страстью и ненавистью брызжет слюной – разговор будет только по существу.
С этим мы и приступим.
3
Напомню «запев» Галковского:
«Версия о том, что романы Ильфа и Петрова на самом деле написал Булгаков, обсуждается довольно широко. В основном речь идет о текстологическом анализе, и аргументы приводятся очень весомые. По сути, возразить на них нельзя».
Правильно, так и есть. Текстологический анализ Амлински убедительно показывает, что автором этих текстов был Булгаков; возразить ей действительно невозможно.
Следующая фраза Галковского «ставит проблему»: «Однако дело продвигается туго». А следующая фраза «объясняет», почему «туго»: потому что «уровень отечественной гуманитарной культуры, – вообще крайне низкий, – в области литературоведения равен нулю». И это – после «текстологического анализа» с «очень весомыми аргументами»? – То есть г-н Галковский тут же дважды заврался. Вранье предназначено, чтобы заявить, что, кроме его литературоведения, другого и нет. Следовательно, книгу Амлински можно и не упоминать: поле расчищено для дальнейшего безапелляционного вранья и самоутверждения как первооткрывателя.
В дальнейшем весь пост – на основании воспоминаний Петрова и его современников – посвящен тому, чтобы показать, что Петров был по характеру лентяем и поэтому не был писателем.
Следующий пост посвящен тому, что Ильф тоже был лентяем и поэтому тоже не был писателем, хотя «лично Ильф был остроумным человеком». При этом Галковский ссылается на шутки из романа, попавшие в записные книжки Ильфа, но ни одной иной его остроумной шутки не приводит. Между тем такого не может быть по определению. Остроумцы остаются в памяти именно своими шутками, которые попадают в легенды, рассказы, на язык, и если этого нет, то и остроумия нет. Но тогда надо объяснять, откуда в записных книжках Ильфа эти шутки. Амлински полагает, что они попали в записные книжки из романа в качестве заранее подготовленного «алиби», для укрепления мистификации; Галковский, пытаясь мыслить самостоятельно, считает, что эти шутки Ильф услышал, но эта «догадка» легко опровергается «словарем Людоедки-Эллочки», целиком совпадающим со «словарем» из романа. Как справедливо полагала Л.Яновская, этот продуманный и выверенный фрагмент прозаического текста невозможно было «услышать» и запомнить наизусть – не говоря уж о том, что так устно не шутят. То есть Галковский, вполне в духе его «литературоведения», самостоятельно проигнорировал выводы исследователей «крайне низкого уровня».
А в конце этого поста поразительный по степени бесстыдства пассаж от первого лица:
Всё, что я написал выше, это ерунда и шелуха. Главное это то, что тексты романов и тексты других произведений тандема разнятся КАТАСТРОФИЧЕСКИ. Это и есть необходимое (и достаточное) доказательство для понимающего человека. Больше ничего не нужно.
То есть, наговорив кучу «ерунды и шелухи», он кончает оба поста тем, что полностью воспроизводит вывод Амлински уже как свою мысль, «не замечая», что по законам логики отсюда следует, что этих двух постов «ерунды и шелухи» вместе с выводом было тоже «не нужно»!
Не более содержательны и остальные посты этой серии, в которых, при их озаглавленности «Что необходимо знать о Булгакове», навалена куча посторонней информации вперемешку с домыслами – о Нарбуте и Салтыкове-Щедрине, о Герцене и Набокове, о женах Булгакова и проч. Разумеется, тоже не без перлов – например: «“Галковский как всегда прав” …Вещь почему-то не замечаемая, но объективно самоочевидная».
3
Однако среди этой «ерунды и шелухи» есть высказывания далеко не безобидные:
«Булгаков делал невозможные вещи. Он, например, просто так вывел в «Белой гвардии» под видом негодяя и труса Тальберга мужа своей сестры Леонида Карума. Карум, кадровый офицер из прибалтийских немцев, был потрясен подобной подлостью, его жена навсегда разорвала отношения со своим братом. На склоне лет Карум написал подробные мемуары, где очень нелицеприятно высказывался о своем умершем шурине. Это было несправедливо и мелко, но вполне понятно. Поступок Булгакова же непонятен. Это шариковский атавизм семинарского хамства. Кроме всего прочего, прозрачная аналогия с Тальбергом в условиях СССР выглядела политическим доносом (там описывалась его связь с германским оккупационным режимом и т.д.)».
Галковский пытается приписать Булгакову именно невозможные вещи. В «Белой гвардии» повествователь – не Булгаков, этого не поняли, ни Карум, ни его родственники, ни Галковский. Таким вывел Тальберга именно повествователь, «пишущий роман», – антагонист Булгакова, выдающий себя за автора романа и постоянно подчеркивающий, что Турбин – тряпка. Увы, скрытая сатира отличается тем, что своим официальным фасадом развернута к современнику, и прежде всего – к современным писателю властям и цензуре. Так, например, устроена пушкинская «Полтава», в которой повествователь – официальный историограф (условно – Бантыш-Каменский), а «Пушкину принадлежат» только обложка, титул, оборот титула, предисловие, посвящение и комментарии; в предисловии и комментариях Пушкин и показал свое истинное отношение и к Полтавской битве, и к Мазепе. Чтобы писать от лица этого повествователя, Пушкину пришлось вживаться в образ официального историографа, и он признавался, что написал «Полтаву» в три дня, а если бы не успел в тот «присест» закончить – бросил бы. Этот «обман» не догадавшихся о фигуре повествователя совершался и Пушкиным, и Булгаковым во имя писательской честности и чести и был обращен за разгадкой к будущим поколениям. Разумеется, к Галковскому это обращение не относится.
А вот что Галковский пишет о Елене Сергеевне и Булгакове:
«Булгаков давал ей ореол жены знаменитости, она ему – гарантию принадлежности к успешной литературной номенклатуре».
И еще:
«Шиловская надоумила Булгакова написать письмо Сталину, это его и спасло».
Боже, какая чушь! Надо быть недоумком, чтобы так, настолько недооценивать и ум Булгакова, и его характер! И нужны были Булгакову эта гарантия и эта принадлежность! Для него были важны обеспеченность быта и встроенность Шиловской в НКВД: Булгаков прекрасно понимал, что кто-то из его окружения должен был постоянно на него стучать, и предпочел, чтобы это была жена, которой он, с ее согласия, и руководил: если уж суждено жить под всевидящим оком, то пусть хоть «камера» выхватывает то и под таким углом зрения, чтобы можно было самому это контролировать и регулировать. Полагаю, он и женился на Елене Сергеевне, уже зная об этой ее будущей роли. Эту драматургию Булгаков выстраивал блестяще – хотя она его все-таки не спасла и он так и не смог уберечься от яда как советской литературной критики, так и надзирающих за литературой органов.
А вот еще одно обобщение Галковского:
Булгаков плохо разбирался в людях. Главным доносчиком в «Мастере и Маргарите» он вывел безобидного человека, бывшего с ним до конца – Сергея Ермолинского.
Сказать такое о гениальном писателе можно только будучи не в своем уме (а Галковский в своем и не бывает). Галковский «плохо разбирается в людях». Сегодня уже доказано, что Ермолинский действительно был главным доносчиком; см., например, исследования Л.М.Яновской и Ю.М.Кривоносова.
А вот еще «литературоведческий» перл:
Булгаков как автор евангельских и дьявольских персонажей похож на Васисуалия Лоханкина. Кроме Библии и «Фауста» Гёте, Булгаков пролистал пару книг о демонологии (полный аналог современной литературы об НЛО), а также, увы, воспользовался десятком статей из энциклопедии Брокгауза и Эфрона.
И ведь это сказано им после того, как сам же Галковский рассказал о происхождении Булгакова, о том, что он родился и вырос в семье профессора богословия, человека блестящей эрудиции и автора серьезного теологического исследования, в семье, где библейские истории и евангельские притчи были не только органичным элементом воспитания, как для нас – пушкинские сказки, но и предметом постоянного обсуждения и поиска их сокровенного смысла. А В.Лосев, который был допущен к архиву Булгакова, обнаружил огромное число сохранившихся выписок – и не только из богословской литературы. Не говоря уже о феноменальной памяти Булгакова. Нет, Галковский в этих «булгаковских» постах определенно «похож на Васисуалия Лоханкина» и заслуживает самой беспощадной литературной порки.
В результате, как и всегда, все написанное Галковским о Булгакове – «это описание собственных ужимок по отношению к» русской литературе. «В его голове нет культурной иерархии и системы приоритетов. Нет, и не будет. По-русски это называется “каша в голове”». С такой кашей в голове писать о гениях противопоказано: будешь весь в каше. Но объяснять это Галковскому бесполезно. Он стремится писать именно о гениях. И «апофигеем» его творчества на сегодняшний день является последняя серия постов на его страничке в ЖЖ – о Пушкине. Но об этом – отдельный разговор.
Продолжение следует
Не лишенный совсем чутья к слову, Галковский мучительно осознает эту свою посредственность, не дающую ему прорваться к истинной мысли и к истинной художественности. Остается только прислоняться к чужой мысли, чужому творчеству и постоянно скрывать эту свою несамостоятельность, делая вид, что «перлы» философских рассуждений, выходящие из-под его пера, первичны по отношению к тем, кого он цитирует. Остается, перефразируя классика афористики, «называть чужие мысли своими именами». Так и возник эпохальный труд Галковского «Бесконечный тупик».
Лучшее в этой книге – цитаты из классиков. Но бедняга не понял, что цитировать классиков – занятие по меньшей мере опасное: поди-ка напиши рядом с цитатой из Достоевского, Розанова или Бердяева так, чтобы уровень тобой написанного соответствовал уровню цитаты. А Галковский, говоря его же словами, «постоянно обманывается в слове, теряется в нем. То придает ему слишком много значения, а то и слишком мало. То проговаривается, то промалчивает». Его «мозг топырится в киселе русского языка…» В результате его тексты постоянно проваливаются, из них фонтанирует претенциозность (этот раздирающий его душу вопль «Я гений!» несется с каждой страницы), а его потуги на гениальность превращаются в бесконечную самопародию. «Я гений» и «Я чувствую себя клоуном» – это и есть единство противоположностей самоощущения Галковского. Он смешон и в слове и в мысли, и в форме и в содержании. Он пишет о «Бесконечном тупике»: «Структура этой книги», но у этой книги нет структуры, как нет структуры у бесконечного тупика. Единственное достоинство этой книги – ее полное соответствие названию. Поистине, никто не скажет о тебе лучше, чем ты сам.
Немудрено, что его потуги вызывали издевательскую реакцию литературной среды на всем протяжении его литературного существования. Нахлебавшись тычков и затрещин со стороны литературной братии, Галковский возненавидел всю ее сразу и навсегда. Справедливое ощущение, что он не хуже многих, привело его к уверенности, что он лучше других – просто потому, что не боится откровенно присваивать и высказывать чужие мысли, вкусы и наблюдения. «Бесконечный тупик» – наглядный памятник литературной посредственности, и с этой точки зрения книгу следует признать явлением современной литературы.
2
Разумеется, на «Бесконечном тупике» Галковский не остановился. Не имея возможности заставить относиться к себе всерьез, он нашел выход в Интернете. Почитав классиков, он вообразил, что может стать просветителем. Но и здесь он очень быстро получил отпор: любая публикация обычно сопровождается комментариями, и всегда находится кто-нибудь, кто знаком с фактами не понаслышке, а даже одного убийственного комментария к его беспардонному перевиранию даже общеизвестного достаточно, чтобы поставить под сомнение все декларируемое «эрудитом». Так Галковский пришел к единственно верному для себя решению: ему нужна собственная публика, на которую он и будет вещать с возможностью отключать комментарии. Его страничка в ЖЖ и есть то место, где он может нести свою безапелляционную чушь и врать вперемешку с приводимыми фактами, тем самым усиливая и распространяя ложь. Эта страничка объединила тех, кто смотрит чревовещателю в рот, постоянно изумляясь звукам и словам, несущимся непонятно откуда и означающим непонятное, но многозначительное НЕЧТО. Инакомыслящие сюда не допускаются. А чтобы у тех, кто хочет и может ему возразить, мысль об этом умерла еще в мозгу, Галковский в обязательном порядке сопровождает свои тексты чем-нибудь таким, что заведомо отбивало бы охоту заводить речь о его «гениальных» текстах.
«Графомания, невежество, антисемитизм, русофобия, хамство и плагиат» – это то, в чем, по собственному признанию Галковского, его поочередно обвиняли, и это было несправедливо. А справедливо то, что в «творчестве» Галковского есть все перечисленное в одном флаконе. Только посмеет какой-нибудь комментатор его безапелляционных постов ему возразить или, тем более, схватить его за руку, когда Галковский на глазах у всех лезет в чужой карман, – и он разразится таким «антисемитизмом, русофобией, хамством», что, глядишь, и у пожелавших вступить в спор пропадает на то всякая охота.
Это любопытная находка, хотя и это не его изобретение. В Интернете на таком держится вся посредственность, и Галковский – всего лишь ее олицетворение и концентрат. Он довел этот прием до «совершенства». Потоки грязи, которую он выливает на своих оппонентов, смердоносны. Это не только «вонь на глаз», но и вонь на ощупь, на цвет и на вкус. И, спрашивается, кто же в такой ситуации захочет с ним связываться? Да к тому же он тщательно «фильтрует базар» посетителей своего ЖЖ: инакомыслящие не допускаются. А если кто и прорвется случайно да еще и вздумает заявить, что он с Галковским несогласен или, пуще того, что Галковский вор, – тут-то и открывается на полный напор кран всегда имеющейся наготове канистры дерьма.
Что ж, значит его позиция беспроигрышна? И он так и будет поливать своими «интеллектуальными» помоями безответную публику, а та, сплюнув в омерзении, будет отворачиваться? (Кроме тех, разумеется, кто смотрит ему в рот и повизгивает от восторга.) Неужели не существует средств и способов борьбы с такой агрессивной графоманией?
Ну, уж коли мы разобрались в его «литературно-полемических» приемах, то и ответ на них найдется. Есть способ не давать ему уходить от конкретного разговора, позволяющего показать, что за его «рассуждениями» стоят полное отсутствие самостоятельных мыслей, наглое присваивание чужих и абсолютная безответственность в обращении с фактами. С этой целью, понимая, что его «антисемитизм, русофобия, хамство и плагиат» – некий защитно-агрессивный и одновременно провокационный прием, выносим их за скобки. Пусть себе забавляется и с показной страстью и ненавистью брызжет слюной – разговор будет только по существу.
С этим мы и приступим.
3
Напомню «запев» Галковского:
«Версия о том, что романы Ильфа и Петрова на самом деле написал Булгаков, обсуждается довольно широко. В основном речь идет о текстологическом анализе, и аргументы приводятся очень весомые. По сути, возразить на них нельзя».
Правильно, так и есть. Текстологический анализ Амлински убедительно показывает, что автором этих текстов был Булгаков; возразить ей действительно невозможно.
Следующая фраза Галковского «ставит проблему»: «Однако дело продвигается туго». А следующая фраза «объясняет», почему «туго»: потому что «уровень отечественной гуманитарной культуры, – вообще крайне низкий, – в области литературоведения равен нулю». И это – после «текстологического анализа» с «очень весомыми аргументами»? – То есть г-н Галковский тут же дважды заврался. Вранье предназначено, чтобы заявить, что, кроме его литературоведения, другого и нет. Следовательно, книгу Амлински можно и не упоминать: поле расчищено для дальнейшего безапелляционного вранья и самоутверждения как первооткрывателя.
В дальнейшем весь пост – на основании воспоминаний Петрова и его современников – посвящен тому, чтобы показать, что Петров был по характеру лентяем и поэтому не был писателем.
Следующий пост посвящен тому, что Ильф тоже был лентяем и поэтому тоже не был писателем, хотя «лично Ильф был остроумным человеком». При этом Галковский ссылается на шутки из романа, попавшие в записные книжки Ильфа, но ни одной иной его остроумной шутки не приводит. Между тем такого не может быть по определению. Остроумцы остаются в памяти именно своими шутками, которые попадают в легенды, рассказы, на язык, и если этого нет, то и остроумия нет. Но тогда надо объяснять, откуда в записных книжках Ильфа эти шутки. Амлински полагает, что они попали в записные книжки из романа в качестве заранее подготовленного «алиби», для укрепления мистификации; Галковский, пытаясь мыслить самостоятельно, считает, что эти шутки Ильф услышал, но эта «догадка» легко опровергается «словарем Людоедки-Эллочки», целиком совпадающим со «словарем» из романа. Как справедливо полагала Л.Яновская, этот продуманный и выверенный фрагмент прозаического текста невозможно было «услышать» и запомнить наизусть – не говоря уж о том, что так устно не шутят. То есть Галковский, вполне в духе его «литературоведения», самостоятельно проигнорировал выводы исследователей «крайне низкого уровня».
А в конце этого поста поразительный по степени бесстыдства пассаж от первого лица:
Всё, что я написал выше, это ерунда и шелуха. Главное это то, что тексты романов и тексты других произведений тандема разнятся КАТАСТРОФИЧЕСКИ. Это и есть необходимое (и достаточное) доказательство для понимающего человека. Больше ничего не нужно.
То есть, наговорив кучу «ерунды и шелухи», он кончает оба поста тем, что полностью воспроизводит вывод Амлински уже как свою мысль, «не замечая», что по законам логики отсюда следует, что этих двух постов «ерунды и шелухи» вместе с выводом было тоже «не нужно»!
Не более содержательны и остальные посты этой серии, в которых, при их озаглавленности «Что необходимо знать о Булгакове», навалена куча посторонней информации вперемешку с домыслами – о Нарбуте и Салтыкове-Щедрине, о Герцене и Набокове, о женах Булгакова и проч. Разумеется, тоже не без перлов – например: «“Галковский как всегда прав” …Вещь почему-то не замечаемая, но объективно самоочевидная».
3
Однако среди этой «ерунды и шелухи» есть высказывания далеко не безобидные:
«Булгаков делал невозможные вещи. Он, например, просто так вывел в «Белой гвардии» под видом негодяя и труса Тальберга мужа своей сестры Леонида Карума. Карум, кадровый офицер из прибалтийских немцев, был потрясен подобной подлостью, его жена навсегда разорвала отношения со своим братом. На склоне лет Карум написал подробные мемуары, где очень нелицеприятно высказывался о своем умершем шурине. Это было несправедливо и мелко, но вполне понятно. Поступок Булгакова же непонятен. Это шариковский атавизм семинарского хамства. Кроме всего прочего, прозрачная аналогия с Тальбергом в условиях СССР выглядела политическим доносом (там описывалась его связь с германским оккупационным режимом и т.д.)».
Галковский пытается приписать Булгакову именно невозможные вещи. В «Белой гвардии» повествователь – не Булгаков, этого не поняли, ни Карум, ни его родственники, ни Галковский. Таким вывел Тальберга именно повествователь, «пишущий роман», – антагонист Булгакова, выдающий себя за автора романа и постоянно подчеркивающий, что Турбин – тряпка. Увы, скрытая сатира отличается тем, что своим официальным фасадом развернута к современнику, и прежде всего – к современным писателю властям и цензуре. Так, например, устроена пушкинская «Полтава», в которой повествователь – официальный историограф (условно – Бантыш-Каменский), а «Пушкину принадлежат» только обложка, титул, оборот титула, предисловие, посвящение и комментарии; в предисловии и комментариях Пушкин и показал свое истинное отношение и к Полтавской битве, и к Мазепе. Чтобы писать от лица этого повествователя, Пушкину пришлось вживаться в образ официального историографа, и он признавался, что написал «Полтаву» в три дня, а если бы не успел в тот «присест» закончить – бросил бы. Этот «обман» не догадавшихся о фигуре повествователя совершался и Пушкиным, и Булгаковым во имя писательской честности и чести и был обращен за разгадкой к будущим поколениям. Разумеется, к Галковскому это обращение не относится.
А вот что Галковский пишет о Елене Сергеевне и Булгакове:
«Булгаков давал ей ореол жены знаменитости, она ему – гарантию принадлежности к успешной литературной номенклатуре».
И еще:
«Шиловская надоумила Булгакова написать письмо Сталину, это его и спасло».
Боже, какая чушь! Надо быть недоумком, чтобы так, настолько недооценивать и ум Булгакова, и его характер! И нужны были Булгакову эта гарантия и эта принадлежность! Для него были важны обеспеченность быта и встроенность Шиловской в НКВД: Булгаков прекрасно понимал, что кто-то из его окружения должен был постоянно на него стучать, и предпочел, чтобы это была жена, которой он, с ее согласия, и руководил: если уж суждено жить под всевидящим оком, то пусть хоть «камера» выхватывает то и под таким углом зрения, чтобы можно было самому это контролировать и регулировать. Полагаю, он и женился на Елене Сергеевне, уже зная об этой ее будущей роли. Эту драматургию Булгаков выстраивал блестяще – хотя она его все-таки не спасла и он так и не смог уберечься от яда как советской литературной критики, так и надзирающих за литературой органов.
А вот еще одно обобщение Галковского:
Булгаков плохо разбирался в людях. Главным доносчиком в «Мастере и Маргарите» он вывел безобидного человека, бывшего с ним до конца – Сергея Ермолинского.
Сказать такое о гениальном писателе можно только будучи не в своем уме (а Галковский в своем и не бывает). Галковский «плохо разбирается в людях». Сегодня уже доказано, что Ермолинский действительно был главным доносчиком; см., например, исследования Л.М.Яновской и Ю.М.Кривоносова.
А вот еще «литературоведческий» перл:
Булгаков как автор евангельских и дьявольских персонажей похож на Васисуалия Лоханкина. Кроме Библии и «Фауста» Гёте, Булгаков пролистал пару книг о демонологии (полный аналог современной литературы об НЛО), а также, увы, воспользовался десятком статей из энциклопедии Брокгауза и Эфрона.
И ведь это сказано им после того, как сам же Галковский рассказал о происхождении Булгакова, о том, что он родился и вырос в семье профессора богословия, человека блестящей эрудиции и автора серьезного теологического исследования, в семье, где библейские истории и евангельские притчи были не только органичным элементом воспитания, как для нас – пушкинские сказки, но и предметом постоянного обсуждения и поиска их сокровенного смысла. А В.Лосев, который был допущен к архиву Булгакова, обнаружил огромное число сохранившихся выписок – и не только из богословской литературы. Не говоря уже о феноменальной памяти Булгакова. Нет, Галковский в этих «булгаковских» постах определенно «похож на Васисуалия Лоханкина» и заслуживает самой беспощадной литературной порки.
В результате, как и всегда, все написанное Галковским о Булгакове – «это описание собственных ужимок по отношению к» русской литературе. «В его голове нет культурной иерархии и системы приоритетов. Нет, и не будет. По-русски это называется “каша в голове”». С такой кашей в голове писать о гениях противопоказано: будешь весь в каше. Но объяснять это Галковскому бесполезно. Он стремится писать именно о гениях. И «апофигеем» его творчества на сегодняшний день является последняя серия постов на его страничке в ЖЖ – о Пушкине. Но об этом – отдельный разговор.
Продолжение следует
ГАЛКОВСКИЙ БЕСКОНЕЧНЕЙШИЙ ТУПИЧОК, РЕЦЕНЗИЯ
ГАЛКОВСКИЙ ? БЕСКОНЕЧНЫЙ ТУПИК ? НЕ, НЕ СЛЫШАЛ
Галковский и всё что о нём надо знать! ссылки.