Продолжение - начало в Лабораторно-бригадный метод обучения и рабфаки в СССР, ч. I
К середине 20-х годов постепенно начал меняться социальный состав студентов рабфаков. Представителей интеллигенции из числа служащих, допущенных поначалу к учебе, вскоре стали вытеснять из-за парт.
В 1922 году за «непролетарское происхождение» специальная комиссия исключила более 4 тысяч студентов рабочих факультетов. И такая тенденция сохранялась вплоть до закрытия курсов. Если в 1919 году на рабфаки допустили 28% служащих, то к 1928 году их осталось только 8%.
«В приемной рабфака среди простых рабочих и крестьян толпились вкрадчиво-вежливые пареньки и грациозные мамзельки, направленные на рабфак чьей-то щедрой рукой. Но только небольшая часть их проскакивала сквозь шипы приемной комиссии, а впоследствии и они отсеивались густым решетом рабфаковского коллектива», — вспоминал бывший рабфаковец Уральского государственного университета им.Горького В.Молчанов. Только верный оплот советской власти — пролетариат — должен был составить основу образованного слоя в СССР, стать новым типом интеллигента советского разлива.
Не удивительно, что к началу 30-х годов руководство страны довело количество учащихся рабочего происхождения на индустриальных рабфаках до 90 %.
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
«Чуждые элементы» отсеивали не только среди рабфаковцев, но и среди их преподавателей. Так, 17 октября 1929 года заведующему Крымским рабфаком Чешмеджи была дана следующая характеристика: «В руководстве наблюдается хвостизм. Национальную политику ведёт нетвёрдо, идёт по линии наименьшего сопротивления… Идеологически не совсем выдержан. С работой может справляться под усиленным руководством».
А один из самых квалифицированных преподавателей Крымского рабфака Байрашевский (единственный татарин из 38 преподавателей) получил такую характеристику: «Бывший прапорщик, из дворян. Из НКП ушел по личному желанию… Тип крайне сомнительный». К сожалению, на первом месте тогда были не деловые и личные качества педагога, не его профессионализм, а «идеологическая выдержанность». Преподавателей старой школы, представителей дореволюционной русской педагогики увольняли, а их место занимали молодые идеологически правильно подкованные учителя.
Советская молодежь, севшая за парты рабфака, уже имела немалый жизненный опыт, нередко революционный или фронтовой, чувствовала себя гегемоном в пролетарском государстве, смотрела на многое свысока. Так что преподавателям зачастую приходилось непросто с такими студентами. Очень красноречивы в этом смысле воспоминания преподавателя рабфака при Уральском госуниверситете Агнии Даниловой: «Председатель профкома студент Анфилофьев в ответ на моё замечание по поводу орфографических ошибок в его работе сказал, смотря на меня с сожалением: «И чего Вы, Агния Ивановна, напрасно беспокоитесь: ведь орфографию-то в апреле отменят».
Помню и такой случай. В группе, где было много фронтовиков, один из них написал с ошибкой в инфинитиве глагол «учиться». Написал без «ь» и не соглашался исправить ошибку, а обратился к аудитории: «Голоснём, ребята». И сказал это совершенно серьезно. Правда, большинством студентов это предложение было встречено веселой насмешкой». А ведь вполне могли и «голоснуть».
Тем временем, безудержное разрастание сети рабфаков на фоне острой нехватки высококвалифицированных преподавательских кадров и материально-технических средств со временем привело к падению уровня образования выпускников курсов.
О том, насколько слабой была подготовка самих рабфаковских учителей пишет в своих мемуарах Лея Трахтман-Палхан: «Был у нас учитель математики, совсем не владевший своим предметом. Я очень хотела знать алгебру, но он не мог объяснить ни одной формулы. Он начинал сразу с задач и, когда кто-нибудь из учеников задавал вопрос, советовал обратиться за помощью к товарищу. В этой связи он рассказывал, что и сам был слабым учеником в институте, но товарищи по курсу помогали ему. И в результате он – учитель математики. Он был похож на больного туберкулезом. Возможно, из-за плохого здоровья он и решил стать преподавателем. В его время рабочего происхождения было достаточно, чтобы поступить в педагогический институт. На наше счастье, он учил нас только на первом курсе».
Или, например, такие признания рабфаковцев: «Русский язык наш поток не изучал. Считалось, что правописание мы освоим, когда много читать будем». Или: «До 1932 года у нас был бригадный метод обучения – все экзамены за всех сдавал бригадир».
Большой процент отсева рабфаковцев из-за хронической неуспеваемости, низкий уровень знаний выпускников рабочих курсов вскоре вынудил государство заняться реорганизацией системы народного образования.
Со второй половины 30-х годов все большую роль в процессе предвузовской подготовки рабоче-крестьянской молодежи начинают играть общеобразовательные школы, а учебные программы рабфаков стали строиться на той же основе, что и в десятилетках. Постепенно и сами подготовительные курсы начали превращаться в те же средние школы — необходимость в отдельных рабочих факультетах попросту отпала. Количество рабфаков стало неуклонно сокращаться и перед Великой Отечественной войной они были полностью упразднены. Последний из них закрылся 1 октября 1941 года.
Но совершенно очевидно, что при всех своих минусах и недочетах в целом идея советских рабфаков была полезной для своего времени. Они дали возможность получить высшее образование людям, у которых до этого просто не было шансов поступить в вуз. Далеко не все рабфаковцы были «серой массой», не поддающейся обучению. Среди них были настоящие самородки из народа, ставшие впоследствии известными учеными, конструкторами, врачами. «Многих своих товарищей я вижу ярко, словно расстался с ними только вчера. По среди всех неизменно высится фигура Никиты Гуцева. Вот он стоит высокий и костлявый в старой шинели и косматой шапке. Лицо смуглое с мелкими веснушками. Большой нос с горбинкой нависает над слегка вывернутыми губами. Говорит он простоватым «деревенским» языком. Низкая грамотность, природная скромность и доброта создали у окружающих впечатление о нем, как о деревенском простачке. И только одно обстоятельство шло вразрез: не было такой математической задачи, особенно тригонометрической, которую не смог бы решить Никита Гуцев. Самые способные рабфаковцы шли к нему за помощью, когда зашивались», — вспоминал рабфаковец В.Молчанов.
1924, апрель. Рабфак Ленинградского технологического института. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
Немало всемирно известных советских изобретателей и академиков начинали свою профессиональную учебу с рабфака. Так, в конце 30-х годов Буйнакский медрабфак закончил будущий хирург-ортопед, академик РАН Гавриил Илизаров. Это он изобрел устройство, который в народе по ошибке называют «аппаратом Елизарова». Благодаря рабфаку в 1936 году смог поступить в Тульский механический институт будущий знаменитый оружейный конструктор Николай Макаров. Неизвестно, как сложилась бы судьба Павла Мельникова, если бы не рабфак, после которого он в 1930 году поступил на геолого-разведочный факультет Ленинградского горного института. Академик Мельников посвятил свою жизнь освоению Севера и развитию молодой науки — геокриологии. Нобелевский лауреат Михаил Шолохов уже после того, как были напечатаны его первые фельетоны и рассказы, ощущая нехватку образования, тоже пытался поступить на рабфак. Но ему помешало отсутствие необходимого трудового стажа и комсомольской путевки. А в 1924 году по комсомольскому направлению на Пречистенский рабфак Москвы попал Михаил Суслов. Рабфаковская подготовка помогла будущему главному партийному идеологу поступить в Московский институт народного хозяйства им. Плеханова. На самую вершину советского политического олимпа вознесся и выпускник рабфака Донтехникума Никита Хрущев.
Никита Сергеевич Хрущев в центре) студент рабфака
Однако закрытие рабфаков не уничтожило саму идею доподготовки рабочей молодежи для поступления в ВУЗ. Не случайно уже в эпоху «развитого социализма» в СССР появился некий аналог рабфаков — подготовительные факультеты при вузах, готовившие к поступлению «производственников». Эти курсы даже называли по-старинке «рабфаками», однако они сильно отличались от своих прототипов.
В 70-е годы они давали возможность поступить в вуз тем, кто не имел хорошего аттестата. Этой возможностью воспользовался, например, журналист и ведущий Владислав Листьев, закончивших в 70-х годах рабфак и поступивший затем на международное отделение факультета журналистики МГУ. Декан философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Владимир Миронов тоже, кстати, из рабфаковцев.
Теперь мы можем поближе познакомиться с Николаем Золотухиным. В этом нам поможет еще один документ из нашей коллекции — опросный лист для поступающих в высшее учебное заведение, который Николай Иванович заполнил 15 июля 1932 года, т.е. спустя пять дней после выдачи ему вышерассмотренного удостоверения об окончании рабфака.
Анкета завизирована по месту работы заполнившего ее Золотухина — в административной части Научно-испытательного зенитного полигона РККА в Евпатории. Подпись визировавшего лица, к сожалению, неразборчива. Существенно истрепавшийся за 80 с лишним лет бланк, заполненный фиолетовыми чернилами, поведал нам о том, что Николай родился в 1908 году, т.е. на момент окончания рабочих курсов ему было 24 года. С национальностью «русский» ему наверняка жилось в Крыму легче, чем представителям национальных меньшинств – тем же татарам или этническим немцам, например.
Из документа также понятно, что Золотухин работал на зенитном полигоне пожарным техником чуть более двух лет. В графе «отношение к воинской обязанности» Николай указал «льготник второго разряда». Льгота ему была предоставлена, видимо, в связи с тем, что он являлся единственным кормильцем в семье и имел на иждивении мать.
Биография холостяка Николая Золотухина похожа на биографии тысяч молодых людей той поры. Выходец из рабочей среды, работал, учился на рабфаке после семилетки, работал грузчиком, состоял в профсоюзе, выполнял общественную нагрузку, собрался получить высшее образование.
К таким, как он, у советской власти не было претензий, их не подозревали в идеологической чуждости. Странно только, что Николай Иванович к своим 24 годам не только не вступил в партию, но даже не стал комсомольцем. Есть и другие нестыковки. Золотухин работал пожарным техником, но жалование получал, как указано в опросном листе, по 4-ой категории среднего начсостава. Все-таки 165 рублей — довольно высокий ежемесячный доход для молодого человека без высшего образования. Эта сумма была заметно выше средней зарплаты в стране — в 1932 году она составляла 102 рубля.
В общем, Николай неплохо устроился, если учесть, что к этому времени число безработных в СССР, как указывает газета «Пролетарий» за 2 июля 1932 года, перевалило за миллион. К ещё одной загадке отнесем членство пожарного техника в профсоюзе металлистов. В разные годы в нем состояли работники тяжелой, транспортной, автомобильной отраслей машиностроения.
Всего в анкете 21 вопрос, и Николай оставил без ответа только те, что касаются участия поступающего в Гражданской войне и его дореволюционного стажа – такового в силу возраста у Золотухина просто не было. Адрес постоянного места жительства Николая и адрес доставки документов в опросном листе совпадают – город Курск, улица Чумаковская, дом 53. Этот дом в Курске стоит и поныне.
Следующий документ — зачетная книжка студента Московского Института инженеров коммунального строительства — доказывает, что Николай Иванович не зря целый год учился на рабфаке. Амбициозный пожарный техник выбрал для получения высшего образования столичный вуз и поступил в него. Зачетка дает нам возможность увидеть бывшего рабфаковца Золотухина. С черно-белого снимка на нас смотрит молодой человек с аккуратной стрижкой. Но более всего удивляет его одежда – отличный серый костюм и белая сорочка с галстуком. Похоже, он и правда неплохо зарабатывал. Из записи на первой странице следует, что Николай поступил в МИИКС 1 сентября 1935 года. Возникает логичный вопрос: почему же рядом с фотографией размещена выписка из постановления СНК и ЦК ВКП (б) от 23 июля 1936 года?
Зачетная книжка
Этому несоответствию нашлось логичное объяснение. Оказывается, 25 октября 1935 года вышло постановление Совета Народных Комиссаров СССР об утверждении единой формы студенческого билета и зачетной книжки. Согласно этому документу, зачетки студентов вузов первых трех курсов подлежали обмену на формат нового образца в срок до 5 февраля 1937 года. А отметки о сданных ранее экзаменах и зачетах переносились из учебной ведомости.
Наш артефакт и является зачетной книжкой нового образца, в которую, согласно постановлению, перенесли все оценки студента Золотухина, полученные им по итогам первых двух курсов. Правда, до 5 февраля 1937 года обменять все зачетные книжки в Московском институте инженеров коммунального строительства не успели. Николай Золотухин, например, получил новую зачетку только к началу 1938 года, а его оценки за летнюю сессию 1937 года по-прежнему сопровождаются записью о перенесении из учебной ведомости. Осмелимся предположить, что деканат перенес не все отметки из ведомости – вряд ли студенты МИИКСа в конце первого курса сдавали только один экзамен по химии. Кстати, за бланк новой зачетной книжки студенты платили сами. Он обошелся им в один рубль.
Из того же постановления от 25 октября 1936 года выясняется, что еще при наборе в типографии в зачетную книжку вносились обязательные дисциплины, и оставлялись пустые строки для факультативных предметов.
Судя по зачетке Николая, в средине 30-х годов студенты первого курса советских технических вузов должны были изучать политэкономию, высшую математику, физику, химию, графику, иностранный язык и сдавать зачет по физкультуре.
На втором курсе к этим дисциплинам добавлялись теоретическая механика и сопромат, военное дело, строительные материалы, геодезия и геология. Далее каждый вуз добавлял свои профильные дисциплины. В МИИКСе это были машиноведение, электротехника, черчение, рисование, история архитектуры, статика сооружений, строительные работы, каменные конструкции, железобетонные конструкции, жилые конструкции, техническая эксплуатация, учет и отчетность. В общем, все, что нужно знать будущему инженеру-строителю.
В документе почему-то не указано, на каком именно факультете обучался студент Золотухин. Можно было бы предположить, что это отделение, готовящее пожарных техников. Во-первых, эта специальность указана в опросном листе Николая. Во-вторых, именно в институтах инженеров коммунального строительства, коих в СССР было несколько (Московский Институт Инженеров Коммунального Строительства — МИИКС, Ленинградский — ЛИИКС, Казанский — КИИКС, Свердловский — СИИКС), на санитарно-технических факультетах готовили специалистов для пожарной охраны.
Однако проанализировав перечень учебных дисциплин, изученных Золотухиным, мы не нашли ни одного предмета, хоть как-то связанного с пожарным делом. Зато обнаружили много дисциплин, необходимых будущему строителю. И тут стоит обратить внимание на три года, которые странным образом «выпали» из биографии Николая Ивановича. Ведь анкету для поступления в вуз он заполнил летом 1932-го, а в МИИКС поступил только в 1935-ом.
Почему Золотухин не поехал учиться в Москву сразу по окончании евпаторийского рабфака? И почему выбрал другую специальность? Можно предположить, что за это время изменилось семейное положение Николая, его место работы и жительства. Но гораздо более вероятным нам представляется другой вариант развития событий. Выпускники рабфаков получали путевку с места работы для поступления в конкретный вуз, для получения той специальности, которая требовалась предприятию.
Если же рабфаковцы выбирали другой институт, они были обязаны отработать 2-3 года на производстве и только потом садиться за студенческую парту. Похоже, что профессия пожарного не очень привлекала Николая, поэтому он и выбрал более долгий, но все же свой путь и получил в итоге строительную специальность.
Как это не удивительно, но про сам Московский Институт инженеров коммунального строительства известно немногое – о нем даже Википедия не знает. Работал он в ту пору, когда в отечественном образовании шли постоянные перемены. В 1930 году вузы были переведены в ведомственное подчинение и разделялись по отраслевому принципу. Многие отраслевые институты вырастали из факультетов крупных вузов. Примерно тогда и образовался МИИКС. Правда, так и не понятно, на базе чего он возник и какое из нынесуществующих высших учебных заведений можно считать его преемником. Из обрывочных сведений, почерпнутых из редких архивных документов, биографий бывших студентов и преподавателей, можно сделать вывод, что просуществовал МИИКС недолго — уже в 1947 году институт был расформирован. В воспоминаниях бывшего директора МАДИ мы нашли запись о подписанном им приказе.
Из документа следует, что в соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 9 сентября 1947 года для размещения Московского автомобильно–дорожного института было отведено учебное здание бывшего Московского Института инженеров коммунального строительства по адресу Тверской–Ямской переулок, 17 (сейчас улица Гашека, здание не сохранилось). Из того же приказа выясняется, что часть студентов МИИКСа была переведена в МАДИ, а студенты МАДИ, не обеспеченные жильем в Москве, распределялись в другие вузы. В общем, время было, действительно, трудное. Кое-что удалось узнать, изучив истории других московских вузов. Как оказалось, заочное отделение расформированного МИИКСа с подготовкой по пяти специальностям в том же 1947 году было передано Московскому заочному институту силикатов и стройматериалов (МЗИСТРОМ). Сейчас это Московская государственная академии коммунального хозяйства и строительства (МГАКХиС).
Приходится признать, что в 20-30-е годы система отечественного образования претерпела массу изменений, зачастую неоправданных и очень сомнительных. Только к середине 30-х в СССР восстановили, наконец, отмененные в 1918 году ученые степени и звания, вернули защиту диссертаций и дипломных работ.
Источники: http://www.liveinternet.ru/users/4768613/post366767234
http://little-histories.org/2015/07/11/rabfak/
Об образовании Ленина
САМОЕ ПЕРЕДОВОЕ совецкое образование в натуре
СКАЗКИ О ДОСТУПНОСТИ ОБРАЗОВАНИЯ В СССР
О сталинской заботливости в образовании - мифы о бесплатной учебе в СССР
К середине 20-х годов постепенно начал меняться социальный состав студентов рабфаков. Представителей интеллигенции из числа служащих, допущенных поначалу к учебе, вскоре стали вытеснять из-за парт.
В 1922 году за «непролетарское происхождение» специальная комиссия исключила более 4 тысяч студентов рабочих факультетов. И такая тенденция сохранялась вплоть до закрытия курсов. Если в 1919 году на рабфаки допустили 28% служащих, то к 1928 году их осталось только 8%.
«В приемной рабфака среди простых рабочих и крестьян толпились вкрадчиво-вежливые пареньки и грациозные мамзельки, направленные на рабфак чьей-то щедрой рукой. Но только небольшая часть их проскакивала сквозь шипы приемной комиссии, а впоследствии и они отсеивались густым решетом рабфаковского коллектива», — вспоминал бывший рабфаковец Уральского государственного университета им.Горького В.Молчанов. Только верный оплот советской власти — пролетариат — должен был составить основу образованного слоя в СССР, стать новым типом интеллигента советского разлива.
Не удивительно, что к началу 30-х годов руководство страны довело количество учащихся рабочего происхождения на индустриальных рабфаках до 90 %.
1930-е. Учащиеся ярославского рабфака. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
«Чуждые элементы» отсеивали не только среди рабфаковцев, но и среди их преподавателей. Так, 17 октября 1929 года заведующему Крымским рабфаком Чешмеджи была дана следующая характеристика: «В руководстве наблюдается хвостизм. Национальную политику ведёт нетвёрдо, идёт по линии наименьшего сопротивления… Идеологически не совсем выдержан. С работой может справляться под усиленным руководством».
А один из самых квалифицированных преподавателей Крымского рабфака Байрашевский (единственный татарин из 38 преподавателей) получил такую характеристику: «Бывший прапорщик, из дворян. Из НКП ушел по личному желанию… Тип крайне сомнительный». К сожалению, на первом месте тогда были не деловые и личные качества педагога, не его профессионализм, а «идеологическая выдержанность». Преподавателей старой школы, представителей дореволюционной русской педагогики увольняли, а их место занимали молодые идеологически правильно подкованные учителя.
Советская молодежь, севшая за парты рабфака, уже имела немалый жизненный опыт, нередко революционный или фронтовой, чувствовала себя гегемоном в пролетарском государстве, смотрела на многое свысока. Так что преподавателям зачастую приходилось непросто с такими студентами. Очень красноречивы в этом смысле воспоминания преподавателя рабфака при Уральском госуниверситете Агнии Даниловой: «Председатель профкома студент Анфилофьев в ответ на моё замечание по поводу орфографических ошибок в его работе сказал, смотря на меня с сожалением: «И чего Вы, Агния Ивановна, напрасно беспокоитесь: ведь орфографию-то в апреле отменят».
Помню и такой случай. В группе, где было много фронтовиков, один из них написал с ошибкой в инфинитиве глагол «учиться». Написал без «ь» и не соглашался исправить ошибку, а обратился к аудитории: «Голоснём, ребята». И сказал это совершенно серьезно. Правда, большинством студентов это предложение было встречено веселой насмешкой». А ведь вполне могли и «голоснуть».
Тем временем, безудержное разрастание сети рабфаков на фоне острой нехватки высококвалифицированных преподавательских кадров и материально-технических средств со временем привело к падению уровня образования выпускников курсов.
О том, насколько слабой была подготовка самих рабфаковских учителей пишет в своих мемуарах Лея Трахтман-Палхан: «Был у нас учитель математики, совсем не владевший своим предметом. Я очень хотела знать алгебру, но он не мог объяснить ни одной формулы. Он начинал сразу с задач и, когда кто-нибудь из учеников задавал вопрос, советовал обратиться за помощью к товарищу. В этой связи он рассказывал, что и сам был слабым учеником в институте, но товарищи по курсу помогали ему. И в результате он – учитель математики. Он был похож на больного туберкулезом. Возможно, из-за плохого здоровья он и решил стать преподавателем. В его время рабочего происхождения было достаточно, чтобы поступить в педагогический институт. На наше счастье, он учил нас только на первом курсе».
Или, например, такие признания рабфаковцев: «Русский язык наш поток не изучал. Считалось, что правописание мы освоим, когда много читать будем». Или: «До 1932 года у нас был бригадный метод обучения – все экзамены за всех сдавал бригадир».
Большой процент отсева рабфаковцев из-за хронической неуспеваемости, низкий уровень знаний выпускников рабочих курсов вскоре вынудил государство заняться реорганизацией системы народного образования.
Со второй половины 30-х годов все большую роль в процессе предвузовской подготовки рабоче-крестьянской молодежи начинают играть общеобразовательные школы, а учебные программы рабфаков стали строиться на той же основе, что и в десятилетках. Постепенно и сами подготовительные курсы начали превращаться в те же средние школы — необходимость в отдельных рабочих факультетах попросту отпала. Количество рабфаков стало неуклонно сокращаться и перед Великой Отечественной войной они были полностью упразднены. Последний из них закрылся 1 октября 1941 года.
Но совершенно очевидно, что при всех своих минусах и недочетах в целом идея советских рабфаков была полезной для своего времени. Они дали возможность получить высшее образование людям, у которых до этого просто не было шансов поступить в вуз. Далеко не все рабфаковцы были «серой массой», не поддающейся обучению. Среди них были настоящие самородки из народа, ставшие впоследствии известными учеными, конструкторами, врачами. «Многих своих товарищей я вижу ярко, словно расстался с ними только вчера. По среди всех неизменно высится фигура Никиты Гуцева. Вот он стоит высокий и костлявый в старой шинели и косматой шапке. Лицо смуглое с мелкими веснушками. Большой нос с горбинкой нависает над слегка вывернутыми губами. Говорит он простоватым «деревенским» языком. Низкая грамотность, природная скромность и доброта создали у окружающих впечатление о нем, как о деревенском простачке. И только одно обстоятельство шло вразрез: не было такой математической задачи, особенно тригонометрической, которую не смог бы решить Никита Гуцев. Самые способные рабфаковцы шли к нему за помощью, когда зашивались», — вспоминал рабфаковец В.Молчанов.
1924, апрель. Рабфак Ленинградского технологического института. Фото с сайта http://humus.livejournal.com/3429285.html
Немало всемирно известных советских изобретателей и академиков начинали свою профессиональную учебу с рабфака. Так, в конце 30-х годов Буйнакский медрабфак закончил будущий хирург-ортопед, академик РАН Гавриил Илизаров. Это он изобрел устройство, который в народе по ошибке называют «аппаратом Елизарова». Благодаря рабфаку в 1936 году смог поступить в Тульский механический институт будущий знаменитый оружейный конструктор Николай Макаров. Неизвестно, как сложилась бы судьба Павла Мельникова, если бы не рабфак, после которого он в 1930 году поступил на геолого-разведочный факультет Ленинградского горного института. Академик Мельников посвятил свою жизнь освоению Севера и развитию молодой науки — геокриологии. Нобелевский лауреат Михаил Шолохов уже после того, как были напечатаны его первые фельетоны и рассказы, ощущая нехватку образования, тоже пытался поступить на рабфак. Но ему помешало отсутствие необходимого трудового стажа и комсомольской путевки. А в 1924 году по комсомольскому направлению на Пречистенский рабфак Москвы попал Михаил Суслов. Рабфаковская подготовка помогла будущему главному партийному идеологу поступить в Московский институт народного хозяйства им. Плеханова. На самую вершину советского политического олимпа вознесся и выпускник рабфака Донтехникума Никита Хрущев.
Никита Сергеевич Хрущев в центре) студент рабфака
Однако закрытие рабфаков не уничтожило саму идею доподготовки рабочей молодежи для поступления в ВУЗ. Не случайно уже в эпоху «развитого социализма» в СССР появился некий аналог рабфаков — подготовительные факультеты при вузах, готовившие к поступлению «производственников». Эти курсы даже называли по-старинке «рабфаками», однако они сильно отличались от своих прототипов.
В 70-е годы они давали возможность поступить в вуз тем, кто не имел хорошего аттестата. Этой возможностью воспользовался, например, журналист и ведущий Владислав Листьев, закончивших в 70-х годах рабфак и поступивший затем на международное отделение факультета журналистики МГУ. Декан философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Владимир Миронов тоже, кстати, из рабфаковцев.
Анкета завизирована по месту работы заполнившего ее Золотухина — в административной части Научно-испытательного зенитного полигона РККА в Евпатории. Подпись визировавшего лица, к сожалению, неразборчива. Существенно истрепавшийся за 80 с лишним лет бланк, заполненный фиолетовыми чернилами, поведал нам о том, что Николай родился в 1908 году, т.е. на момент окончания рабочих курсов ему было 24 года. С национальностью «русский» ему наверняка жилось в Крыму легче, чем представителям национальных меньшинств – тем же татарам или этническим немцам, например.
Из документа также понятно, что Золотухин работал на зенитном полигоне пожарным техником чуть более двух лет. В графе «отношение к воинской обязанности» Николай указал «льготник второго разряда». Льгота ему была предоставлена, видимо, в связи с тем, что он являлся единственным кормильцем в семье и имел на иждивении мать.
Биография холостяка Николая Золотухина похожа на биографии тысяч молодых людей той поры. Выходец из рабочей среды, работал, учился на рабфаке после семилетки, работал грузчиком, состоял в профсоюзе, выполнял общественную нагрузку, собрался получить высшее образование.
К таким, как он, у советской власти не было претензий, их не подозревали в идеологической чуждости. Странно только, что Николай Иванович к своим 24 годам не только не вступил в партию, но даже не стал комсомольцем. Есть и другие нестыковки. Золотухин работал пожарным техником, но жалование получал, как указано в опросном листе, по 4-ой категории среднего начсостава. Все-таки 165 рублей — довольно высокий ежемесячный доход для молодого человека без высшего образования. Эта сумма была заметно выше средней зарплаты в стране — в 1932 году она составляла 102 рубля.
В общем, Николай неплохо устроился, если учесть, что к этому времени число безработных в СССР, как указывает газета «Пролетарий» за 2 июля 1932 года, перевалило за миллион. К ещё одной загадке отнесем членство пожарного техника в профсоюзе металлистов. В разные годы в нем состояли работники тяжелой, транспортной, автомобильной отраслей машиностроения.
Всего в анкете 21 вопрос, и Николай оставил без ответа только те, что касаются участия поступающего в Гражданской войне и его дореволюционного стажа – такового в силу возраста у Золотухина просто не было. Адрес постоянного места жительства Николая и адрес доставки документов в опросном листе совпадают – город Курск, улица Чумаковская, дом 53. Этот дом в Курске стоит и поныне.
Следующий документ — зачетная книжка студента Московского Института инженеров коммунального строительства — доказывает, что Николай Иванович не зря целый год учился на рабфаке. Амбициозный пожарный техник выбрал для получения высшего образования столичный вуз и поступил в него. Зачетка дает нам возможность увидеть бывшего рабфаковца Золотухина. С черно-белого снимка на нас смотрит молодой человек с аккуратной стрижкой. Но более всего удивляет его одежда – отличный серый костюм и белая сорочка с галстуком. Похоже, он и правда неплохо зарабатывал. Из записи на первой странице следует, что Николай поступил в МИИКС 1 сентября 1935 года. Возникает логичный вопрос: почему же рядом с фотографией размещена выписка из постановления СНК и ЦК ВКП (б) от 23 июля 1936 года?
Зачетная книжка
Этому несоответствию нашлось логичное объяснение. Оказывается, 25 октября 1935 года вышло постановление Совета Народных Комиссаров СССР об утверждении единой формы студенческого билета и зачетной книжки. Согласно этому документу, зачетки студентов вузов первых трех курсов подлежали обмену на формат нового образца в срок до 5 февраля 1937 года. А отметки о сданных ранее экзаменах и зачетах переносились из учебной ведомости.
Наш артефакт и является зачетной книжкой нового образца, в которую, согласно постановлению, перенесли все оценки студента Золотухина, полученные им по итогам первых двух курсов. Правда, до 5 февраля 1937 года обменять все зачетные книжки в Московском институте инженеров коммунального строительства не успели. Николай Золотухин, например, получил новую зачетку только к началу 1938 года, а его оценки за летнюю сессию 1937 года по-прежнему сопровождаются записью о перенесении из учебной ведомости. Осмелимся предположить, что деканат перенес не все отметки из ведомости – вряд ли студенты МИИКСа в конце первого курса сдавали только один экзамен по химии. Кстати, за бланк новой зачетной книжки студенты платили сами. Он обошелся им в один рубль.
Из того же постановления от 25 октября 1936 года выясняется, что еще при наборе в типографии в зачетную книжку вносились обязательные дисциплины, и оставлялись пустые строки для факультативных предметов.
Судя по зачетке Николая, в средине 30-х годов студенты первого курса советских технических вузов должны были изучать политэкономию, высшую математику, физику, химию, графику, иностранный язык и сдавать зачет по физкультуре.
На втором курсе к этим дисциплинам добавлялись теоретическая механика и сопромат, военное дело, строительные материалы, геодезия и геология. Далее каждый вуз добавлял свои профильные дисциплины. В МИИКСе это были машиноведение, электротехника, черчение, рисование, история архитектуры, статика сооружений, строительные работы, каменные конструкции, железобетонные конструкции, жилые конструкции, техническая эксплуатация, учет и отчетность. В общем, все, что нужно знать будущему инженеру-строителю.
В документе почему-то не указано, на каком именно факультете обучался студент Золотухин. Можно было бы предположить, что это отделение, готовящее пожарных техников. Во-первых, эта специальность указана в опросном листе Николая. Во-вторых, именно в институтах инженеров коммунального строительства, коих в СССР было несколько (Московский Институт Инженеров Коммунального Строительства — МИИКС, Ленинградский — ЛИИКС, Казанский — КИИКС, Свердловский — СИИКС), на санитарно-технических факультетах готовили специалистов для пожарной охраны.
Однако проанализировав перечень учебных дисциплин, изученных Золотухиным, мы не нашли ни одного предмета, хоть как-то связанного с пожарным делом. Зато обнаружили много дисциплин, необходимых будущему строителю. И тут стоит обратить внимание на три года, которые странным образом «выпали» из биографии Николая Ивановича. Ведь анкету для поступления в вуз он заполнил летом 1932-го, а в МИИКС поступил только в 1935-ом.
Почему Золотухин не поехал учиться в Москву сразу по окончании евпаторийского рабфака? И почему выбрал другую специальность? Можно предположить, что за это время изменилось семейное положение Николая, его место работы и жительства. Но гораздо более вероятным нам представляется другой вариант развития событий. Выпускники рабфаков получали путевку с места работы для поступления в конкретный вуз, для получения той специальности, которая требовалась предприятию.
Если же рабфаковцы выбирали другой институт, они были обязаны отработать 2-3 года на производстве и только потом садиться за студенческую парту. Похоже, что профессия пожарного не очень привлекала Николая, поэтому он и выбрал более долгий, но все же свой путь и получил в итоге строительную специальность.
Как это не удивительно, но про сам Московский Институт инженеров коммунального строительства известно немногое – о нем даже Википедия не знает. Работал он в ту пору, когда в отечественном образовании шли постоянные перемены. В 1930 году вузы были переведены в ведомственное подчинение и разделялись по отраслевому принципу. Многие отраслевые институты вырастали из факультетов крупных вузов. Примерно тогда и образовался МИИКС. Правда, так и не понятно, на базе чего он возник и какое из нынесуществующих высших учебных заведений можно считать его преемником. Из обрывочных сведений, почерпнутых из редких архивных документов, биографий бывших студентов и преподавателей, можно сделать вывод, что просуществовал МИИКС недолго — уже в 1947 году институт был расформирован. В воспоминаниях бывшего директора МАДИ мы нашли запись о подписанном им приказе.
Из документа следует, что в соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 9 сентября 1947 года для размещения Московского автомобильно–дорожного института было отведено учебное здание бывшего Московского Института инженеров коммунального строительства по адресу Тверской–Ямской переулок, 17 (сейчас улица Гашека, здание не сохранилось). Из того же приказа выясняется, что часть студентов МИИКСа была переведена в МАДИ, а студенты МАДИ, не обеспеченные жильем в Москве, распределялись в другие вузы. В общем, время было, действительно, трудное. Кое-что удалось узнать, изучив истории других московских вузов. Как оказалось, заочное отделение расформированного МИИКСа с подготовкой по пяти специальностям в том же 1947 году было передано Московскому заочному институту силикатов и стройматериалов (МЗИСТРОМ). Сейчас это Московская государственная академии коммунального хозяйства и строительства (МГАКХиС).
Приходится признать, что в 20-30-е годы система отечественного образования претерпела массу изменений, зачастую неоправданных и очень сомнительных. Только к середине 30-х в СССР восстановили, наконец, отмененные в 1918 году ученые степени и звания, вернули защиту диссертаций и дипломных работ.
Источники: http://www.liveinternet.ru/users/4768613/post366767234
http://little-histories.org/2015/07/11/rabfak/
Об образовании Ленина
САМОЕ ПЕРЕДОВОЕ совецкое образование в натуре
СКАЗКИ О ДОСТУПНОСТИ ОБРАЗОВАНИЯ В СССР
О сталинской заботливости в образовании - мифы о бесплатной учебе в СССР
Comments
Вот поэтому в советском обществе, как впрочем и и сегодня, образование не нужно и вредно. Поэтому вместо системы образования был создан симулякр. Университетское гуманитарное образование было уничтожено, частично восстановлено лишь профессиональное техническое обучение. В общем, променяли университеты на ПТУ, да и с ПТУ сегодня уже проблемы.
"До недавнего времени даже чтению обучали натаскивая не как сложить слово из букв-звуков, а по запоминанию его начертания целиком (!!! - см. примечание ниже) - это давало гарантированно высокий процент реальной неграмотности, и трудность чтения гарантированно вызывала полную неуспеваемость по остальным предметам. Результат - огромный процент "функционально неграмотных", т.е. неспособных, например, разобрать автобусное расписание...
То есть американская школа отлично настроена на производство предсказуемо отштампованного чрезвычайно уверенного в себе (из-за психнакачки и запрещения "огорчать") функционально неграмотного невежества способного видеть исключительно конкретное..."
http://emdrone.livejournal.com/109638.html
Впрочем, запоминание без осмысливания и в той же "благословенной" Франции (сейчас ещё им мигрантких забот прибавилось, ещё бы несколько сотен тысяч "наехало")
"Во Франции образование устроено так, чтобы максимально поощрить "работяг" и по возможности свести на нет влияние одаренности. Есть мнение, что значительный недостаток подобной системы – зубрежка без понимания. Наш соотечественник приводит пример, что многим ученикам проще вызубрить, что 3/6=1/2, чем понять суть дробей..."
http://www.psychologos.ru/articles/view/francuzskaya_sistema_obrazovaniya